Дома

 

 

На перроне пригородного вокзала в этот ранний час было пусто: будний день, дождливая погода. И, вообще, как сказал таксист, высаживая нас, нормальные люди до Зеленогорска на других колёсах добираются.

Мы с Аллой, наверное, ненормальные. Вернее, я один, поскольку, ехать на электричке это моя прихоть.

Впрочем, Аллу это мало волновало. Ей было всё интересно. Даже здесь на перроне Финляндского вокзала.

Электронное табло зеленогорско - выборгского направления сообщало время отхода ближайшего электропоезда. На Зеленогорск электрички шли через каждые полчаса. Пассажиры в ожидании своих поездов стояли под навесом. Дождь заканчивался.

Автомат пищеблока выдал нам два завтрака: кофе был ещё горячий.

Мы присели за столик.

- Женя, сколько нам ехать?

- Смотря на чём, -ответил я. -У выборгской электрички остановок поменьше, за полчаса  доберёмся. С нашей хуже - стоит у каждого столба - разогнаться не успевает. А что?... Ты устала?

- Нет, что ты, - Алла улыбнулась. -Просто хотела попросить: давай, погуляем немного. Хотя бы здесь, рядом... Пойдём, Жень?

Я пожал плечами. Гулять так гулять.

Бросили сумки в камеру хранения.

Вышли на перрон.

Алла взяла меня под руку.

- Пошли.

- Пошли, - ответил я. -Только куда?

- Смотри сам. Ты же у меня местный... Нева далеко?

- Да нет, рядом.

Аллочка приподняла плечи, округлила глаза.

-В чём же дело? Вперёд.

Дождь, действительно, закончился. Даже не моросил. Только ветер сбивал с листвы тяжёлые капли.

Я вывел Аллу на набережную около гостиницы «Санкт-Петербург».

- Просили Неву, сударыня? Получите.

Балтийский ветер растрепал волосы. Где-то под ногами волны, как кошки, тёрлись о парапет.

Аллочка поёжилась, подняла воротник кителя.

- Замёрзла?

- Ветер. Прохладно.

- Перейдём через мост. Там потише.

На Петроградской набережной, действительно, ветра не было: мешали дома.

Аллочка достала расчёску, протянула мне зеркальце.

- Подержи, пожалуйста.

Напротив здания Морского кадетского корпуса в  ряд стояли несколько грузовиков. Десяток мальчишек в матросских робах закидывали в кузова вещевые мешки и чемоданы: корпус перебирался на лето в лагерь.

По набережной  маршировал взвод. Вёл его среднего роста старший лейтенант со светлыми усами. Похоже, парень воспользовался случаем и решил устроить своим воспитанникам  внеочередные строевые занятия.

Взвод шёл в нашу сторону.

- Раз! Раз! Раз, два, три!...- зычный  голос задавал тон ходьбе. - Выше ногу! Колени не сгибать!... Взвоод!... Стой! Раз, два... Налле-во!

Взвод остановился рядом с нами, в нескольких шагах.    

 Старший   лейтенант медленно прохаживался перед строем.

- Плохо ходим, товарищи воспитанники, - говорил он неизвестно  кому, потому что смотрел куда-то в сторону. - Безобразно ходим! Кто в лес, кто по дрова. А ходить надо так.., - офицер выдержал паузу. - Чтобы ваши ровесницы со всего города собрались здесь на набережной полюбоваться на вас...

Ребята, по-видимому, давно поняли, что взводный «валяет ваньку». Поведение их было архиспокойное.

Здоровые свежие лица с румянцем во всю щёку. Весёлые глаза. Заломленные на ухо береты. Задранные ветром форменные воротники - гюйсы, выпущенные поверх голландок. Для них это был мимолётный эпизод: учебный год закончен, впереди лагерь. А взводный,.. чёрт с ним, пусть немного побесится. Переживём!

-У, зверь, - Алла пожалела мальчишек. - Касатонов, тебе также доставалось?

- Было и похуже, -ответил я.

- Похуже? Неужели по ночам... маршировал?

- Ну,  нет… До этого не доходило. Но ботинки через год развалились.

Как-то незаметно набережная заполнилась выходящими из здания и раскрытых настежь ворот двора  людьми. Появились оркестранты. Грузовики ушли.

- Это что? Морское училище? - спросила Алла.

-  Морской  кадетский корпус. Бывшее нахимовское училище. Наверное, вместе поедем.

- Вместе в Зеленогорск? - уточнила Алла.

- Нет, им немного дальше. Озеро Нахимовское, станция Каннельярви. У них там лагерь.

На набережной выстроились роты. Вышел седой контр-адмирал, по-видимому, начальник корпуса. Высокий капитан первого ранга с повязкой «рцы» на рукаве, скомандовав, подошёл к нему с докладом. Выслушав, контр-адмирал махнул рукой, сел в стоявший  рядом автомобиль и уехал.

По команде строй повернулся направо. Оркестр  занял место в голове колонны.

Снова прозвучала команда. Колонна двинулась с места.

И грянул марш.

... И исчезло всё: и город с его непогодой, и это свинцовое небо, готовое вот- вот вылить ещё не одну тонну воды.

Пусть льёт! Наплевать!

Мне знакомо это чувство, когда под торжественные звуки ты чувствуешь себя маленькой частицей большого механизма, именуемого строем.

Колонна прошла мимо, направляясь к мосту.

Алла теребила меня за рукав.

- Что? -спросил я. - Впечатляет?

- Касатонов, - попросила она. - Изобрази что-нибудь под настроение. Ты сможешь.

- Что тебе изобразить?

- Что хочешь... Пофантазируй, а? Я знаю, у тебя получится.

Пофантазируй... А зачем мне фантазировать, когда в моей жизни всё это уже было.

... Пятый курс училища. Стажировка в заполярном  гарнизоне.

Я помню заснеженные североморские пирсы1 и, прижавшиеся к ним, стройные силуэты кораблей. Задранные жерла орудий, запорошенные инеем мачты и антенны боевых станций. Чёрная вода, пар над рейдом. Крики бакланов в тумане...

Тогда тоже звучал марш, правда, другой.

Который играется один-единственный раз... - для всех и персонально для каждого. Для тех, кто уходит и уже никогда не вернётся в покинутые края.

Да, это был марш Агапкина «Прощание славянки».

В базе тогда провожали демобилизованных.

По одному они сходили с юта2 на пирс , в последний раз на трапе отдав честь андреевскому флагу.

Это надо было видеть.

На фоне сумерек скудного полярного дня, белых сопок и серого неба; на фоне корпусной стали, башенных орудий и корабельных надстроек марш дополнял картину прощания, делая её совершенно законченной.

Это как полёт чайки, слетевшей с мачты, прошедшей над палубой и снова взмывшей вверх.

Это как прощальный поцелуй любимой женщины, которую больше никогда не увидишь.

Я демобилизовывался не так. Наш корпус расформировывали понаехавшие из Москвы визгливые полковники из Главного штаба ВВС. Не дали даже проститься с самолётами.

Тогда же, будучи курсантом - выпускником, случайно оказавшимся с группой однокашников на территории военно-морской базы, я ничего этого, естественно, не знал.

Просто стоял в стороне и смотрел на этот ритуал, ставший за долгие годы своего существования священным.

Демобилизованные ребята проходили мимо, время от времени, оглядываясь на  корабли. Обнажённые головы, зажатые в руках бескозырки, иссечённые ветрами слегка надменные лица.

Это выражение на лицах они пронесут через всю жизнь.

По нему в многолюдной толпе они будут узнавать своих, чтобы в  любой момент оказать поддержку или прийти на помощь.

За это кто-то их будет уважать, кто-то ненавидеть.

Мне знакомо это выражение. Я знаю, откуда берётся оно.

Когда военный лётчик бросает свою машину на боевой курс, он видит перед собой только цель - всё остальное для него перестаёт существовать. Пилот знает: или он выполнит поставленную задачу или свою задачу выполнит противник. Любая ошибка здесь равносильна самоубийству.

Или как распорядится судьба.

Именно в такие моменты на лицах появляется это выражение, как  у тех демобилизованных ребят, дружной стайкой под звуки марша уходивших с пирса.

 Это не надменность, нет. Это выражение самоотрешённости. Это готовность в один прекрасный день молодыми и здоровыми людьми уйти на дно океана... Всем экипажем.

...Хвост колонны заворачивал на мост, а Алла всё теребила меня за рукав.

- Ну, давай, Касатонов. Или слабо?

- Слабо? - я качнул головой. - Нет.

- Ну так давай. Начинай.

И я начал:

 

                              «Не ветры метут спозаранку,

                                Не громы грохочут с небес-

                                На дальнем причале «Славянку»

                                Играет охрипший оркестр.

                                И сразу отставить работы.

                                Команда в шеренгу на борт,

                                Едва только нежные ноты

                                Взлетают на нужный аккорд.

                                Мелодия рвётся под мачты,

                                Уходит в небес седину

                                И рушится ливнем прозрачным

                                В свинцового цвета волну.

 

Алла изумлённо смотрела на меня. Казалось, хотела что-то сказать и не могла.

А я продолжал:

 

 «Устало вздыхают литавры,

   Сверкают неярким огнём.

   Вздохнёт, загрустит мичман старый,

   Подумав о чём-то своём.

   Как русская песня лихая,

   Растрогать готова до слёз.

   Шторма перед ней затихают,

   Слабеет полярный мороз.

   Колотится сердце, как птица,

   Теплее становится взгляд,

   Светлеют суровые лица,

   Застывших в шеренге ребят...»

 

С Аллой что-то происходило. Она долго смотрела на реку; потом, собираясь с мыслями, сказала:

- Не люблю ругаться..., но Вилков...паскудник! Другого слова для него не подберёшь.

- Брось ты.

Она качнула головой.

- Нет, не брошу... Он, ведь, тебя сознательно унизил. Всё учёл: более тонкая душа  сильнее переживает. И ты принял это за унижение, так?

Я промолчал.

- То-то... И Платонова в Звёздный отправил назло тебе. Пусть, мол, помучается... Негодяй.

 Я прижал её к себе.

- Опять завелась? Что с тобой?

Она усмехнулась:

- Со мной-то ничего. Я, как раз, в порядке.

Посмотрела на меня снизу вверх. Чмокнула в губы.

- Пойдём, а? Здесь немного свежо.

Взяла меня под руку, потащила к мосту.

- Женька, это самые лучшие твои стихи? -спросила она по дороге.

- Нет.

- А почитай... самые лучшие.

Я улыбнулся:

- Самые лучшие ещё не придуманы.

На середине моста она остановилась.

- Посмотри на Неву. Что ты там видишь?

Я пожал плечами:

- Трамвайчик вижу... Вон, чайки.

- И всё?

- Всё.

Алла только хмыкнула.

- Тоже мне,.. поэт. Смотри: города ещё нет. И будет нескоро. Берега  низки и  болотисты... Здесь, - она показала на Петроградскую набережную, - вообще, топь. Редкий лес, кустарник. Ну!.. Соображай, Касатонов... Что ты видишь на середине реки?

- Струги Рюрика и его братьев, - сказал я. - Они идут в Старую Ладогу.

Вроде, как угадал.

- Просто в Ладогу. Она тогда не была ещё старой... Правильно! Они плывут в Ладогу. А оттуда в Новгород к столу деда своего Гостомысла.

- Ага, -сказал я. - Гостомысл тебе лично докладывал, кто его внуки.

- Докладывал- докладывал... А откуда они плывут?

- С острова Буяна, - ответил я. - От стола отца своего Годолюба. И матери Умилы... Довольна, фантазёрка?

Аллочка положила свой подбородок мне на плечо.

- На море-океане, на острове Буяне... Дальше не помнишь?

- Версий много. Если когда-нибудь будем в Померании, заскочим на этот остров3. Найдём бел-горюч камень и родник с живой водой.

На вокзале мы появились за десять минут до отхода ближайшей зеленогорской электрички.

Городовой, дежуривший в камере хранения, оказывается нас запомнил.

- Нагулялись? - он улыбнулся одними глазами. - Быстро вы?

- Погода не очень, - ответил я, вытаскивая из ячейки наши сумки. - Да и времени нет.

Он улыбнулся. Отдал честь.

- Счастливого пути.

- У вас что? - спросила  Алла, когда  мы поднимались на перрон, - Все такие ... корректные?

- Так Питер же...

Другого ответа у меня не нашлось.

Зашли в вагон. Сумки я забросил в контейнер для багажа. Усадил Аллу в кресло у окна. Сел рядом.

- Теперь можешь немного поспать. Я разбужу.

- Да ну, - ответила  Алла. - Я  не хочу спать. Мне всё так интересно.

- Устала же.

- С чего ты взял? -она прижалась ко мне. - Нет, ни капельки... Конфетку хочешь?

По трансляции объявили маршрут, предупредили, что поезд поведёт автомашинист.

- Граждане пассажиры, будьте внимательны при посадке и выходе из вагонов...   Слушайте контрольные сигналы... Не забывайте личные вещи.. Для связи с  дежурным оператором нажмите красную кнопку на правом подлокотнике вашего кресла... Благодарю за внимание...  Счастливого пути...

Состав дёрнулся, поплыл назад перрон. Поехали.

- Зеленогорск, Зеленогорск.., - Аллочка что -то пыталась вспомнить. -Женя, скажи его старое название?

- Териоки. Финское слово.

- А «Пенаты»? Где Репин жил?

- Это недалеко.

- А что ещё там?..

- Неплохой яхт-клуб. Есть летний театр... Ресторан «Олень». Вечерами  можно гулять по набережной под духовой оркестр, шепот волн и крики чаек... Есть танцплощадка.

За окнами пролетали проспекты и дома. Пошла лесопарковая зона. Начитались пригороды.

- Женя, -спросила Алла, не отрываясь от окна. - А твои родители часто выезжают за город?

- Да, -ответил я. -Летом, практически, живут там.., когда позволяют условия.

- Условия?

- Отец  военнослужащий, с личным временем проблема. А мама не любит находиться одна в пустом доме. Вот и сидит на Гражданке.

- А брат?

- Что брат? Брат курсант; у него училище дом родной.

В Зеленогорске, едва мы сошли на перрон, как посыпались предложения:

- Куда едем? Сестрорецк, Первомайское, Лисий Нос?..

Я только отмахивался.

- Всё. Приехали. Мы пешком.

Сосновый  бор  встретил  нас  тишиной. Только где- то рядом слышался шум прибоя.

Мы шли по влажному прохладному асфальту. Дорога чуть приподнималась в гору и уводила в сторону. Там, за поворотом, в глубине сада, стоял двухэтажный  особняк, огороженный чугунной решёткой - дача моих родителей.

Калитка была заперта.

Я достал карточку с биокодом.

Щёлкнул электронный замок. Сворки калитки разошлись.

Приехали.

У крыльца  стоял тёмно-синий «Витязь» - полноприводной джип, любимый автомобиль отца.

На веранде было тепло. На столе два, накрытых салфетками, прибора, бидончик с молоком, ваза с фруктами, коробка конфет. Самовар был ещё тёплый.

Это для нас с Аллой.

Похоже, дома никого. Впрочем, сейчас проверим.

Мы прошли в гостиную.

На панели видеоцентра мигал зелёный глазок: включи меня.

Я включил.

На экране появилась мама.

- Здравствуйте, Женя и Аллочка, -заговорила она, слегка улыбаясь. -Мы с папой уехали в город на службу. Будем вечером, после семи часов. Устраивайтесь и отдыхайте. Женя, покажи  Аллочке дом и сад. Папин автомобиль в вашем  распоряжении. Аллочке  приготовлена твоя комната, ты поживёшь у Васи... Увидимся вечером. Пока.

Экран погас.

Тик-так, тик-так... стучали старинные ходики.

Я посмотрел на Аллочку.

- Ну, пошли устраиваться?

Наши с Васькой комнаты находились на втором этаже. Дверь к Ваське была приоткрыта, моя заперта, ключ торчал в замке.

- Заходи, -я пропустил Аллу вперёд. -Теперь это твоя комната.

Здесь всё без изменений: кровать, затянутая рыжим  ворсистым покрывалом, брошенный на кресло такой же рыжий плед, письменный стол, ковёр на полу... Всё как осенью прошлого года, когда я был здесь в последний раз.

Комната хранила следы недавней уборки: нигде не пылинки, свежий пол, книги, обычно разбросанные повсюду, убраны в застеклённый стеллаж. В шкафу платяное отделение с пустыми плечиками, в бельевом две пустые полки - для вещей Аллы.

- А ты, оказывается, носил усы, Касатонов?

Аллочка увидела мою фотографию, ещё с курсантских времён.

- Надо же, никогда бы не подумала.

- Так подумай, - усмехнулся я.

- Непривычно как-то...

- Джигит, - снова усмехнулся я.

- Зачем же ты их сбрил? Разонравились?

- Время вышло.

И продекламировал:

 

«Где усы гусаров? Аксельбанты?

 Флагов полосканье поутру?

 Там же, где и были -у курсантов,

 Там  же, где и надо - на ветру...»

 

- Из  тебя  стихи так и лезут, - сказала Алла. - Причём, без особых усилий. Сами.

- Да, ладно тебе, - сказал я. -Давай, располагайся.

- А там что? - Аллочка показала на дверь в лоджию. - Балкон, да?

Струи воздуха шевелили тюлевую занавеску. Доносился шум прибоя.

Я снял со стены бинокль.

-Там залив. Хочешь посмотреть?

Погода разгулялась. Ветер стихал. На небе проступили голубые пятна.

- Держи, - я подал бинокль Алле. -Настроить?

- Не надо, -она прильнула к окулярам. -Я умею.

Финский залив находился в полукилометре от дома. Между стволами сосен проглядывалась водная гладь.

- Женя, в какой стороне Петербург?

- Слева.

- А справа что? Куда уходит залив?

- Выборгские шхеры.

- Далеко до них?

- Нет, не очень.

- А прямо на горизонте?.. Что за дома... там?

- Это Кронштадт, Алла. Неужели увидела?

- Да. Правда, резкость не очень. Не подобрать.

- Это погода мешает. Горизонт плывёт.

- Кронштадт, -сказала Алла. -У меня там одноклассник служит... Гоша Симаков. Как это? - она запнулась. - Командир минно-торпедной части... боевой части. Кажется так.

- Понятно, -ответил  я. -Если хочешь, можем  съездить туда? Найдём твоего одноклассника.

Аллочка пожала плечами.

- Зачем? Повода нет.

По Приморскому шоссе проносились автомобили. За углом выла бензопила. Откуда-то из центра города всплыл в небо воздушный шар с рекламными наклейками.

Совсем рядом играла музыка. Два мужских голоса пели под гитару:

 

 «Ах, какие думушки

   У соседки-кумушки.

   Ходит всё и косится,

   Ближе к сердцу просится...»

 

Родные напевы. У нас в кадетском корпусе эту песню гоняли на танцах. Причём, каждый раз.

Алла вернула мне бинокль.

- Это откуда музыка? - спросила она. - Здесь что, ресторан неподалёку?

- Музыка из кафе через дорогу, - сказал я. - А ресторан, действительно, неподалёку: вон, белый угол торчит.

За облаками пророкотал самолёт.

Аллочка оживилась.

- Самолёт с поршневым двигателем... Здесь есть  аэроклуб?

- В Лисьем Носу, - ответил  я. - Пацаны занимаются... А что? Ты тоже можешь?

Она кивнула.

- Ал, я серьёзно?

-И я серьёзно, - улыбнулась Алла. - У меня  большая практика. Сначала в Иркутске, потом в Москве.

- И давно летаешь?

- Летала... С девятого класса. Но... пришла  на «Радугу» - пришлось бросить.

Я, хоть убей, не мог представить Аллу в кабине спортивного самолёта за  выполнением фигур высшего пилотажа.

- И на какой же машине ты работала?

- В основном,  «Як»…  Могу и на реактивных….

- И в аэроклуб сама пришла?

- Папа привёл. Его туда часто приглашали.

- И регалии есть, да?

Аллочка засмеялась. Долго смотрела на меня.

Наконец, ответила:

- А как же. Мастер спорта.

Я был обескуражен.

- И молчала?

- А ты не спрашивал, - задорно ответила она.

Я обнял её. Прижал к себе.

- Алка, ты... чудо!

- Ты уверен? - она смеялась.

- Знаешь, мы говорим с тобой о чём угодно, кроме тряпок и кухонных сплетен.

- Правда. На кухне ты меня ещё не видел, а разговоры о тряпках тебе не интересны.

- Ты мне ничего не говоришь о своих подругах.

- У меня нет подруг. Мне хватает родственников.

- И ещё...

Её маленькая тёплая ладошка прикрыла мне рот.

- Чшш, - сказала шепотом, словно маленькому. - Не провоцируй, ладно?

Вынырнувшее из-за облаков солнце позолотило её волосы.

Близко-близко полные яркие губы и ослепительный жемчуг ровных, чуть влажных зубов...

Что произошло дальше -я не понял.

Мои руки с её плеч съехали на талию, потом на бёдра...

А потом...

Потом я оказался согнутым в три погибели. Моя рука была выкручена за спину до лопаток, на грани болевого барьера. Нежная девичья ладонь в одно мгновение превратилась в стальные клещи, вырваться из которых не было никакой возможности. Упёртый в мою спину её острый локоток, добавлял ряд эмоций в, и без того пикантную, ситуацию.

Вот всегда так. . Ко мне можно  ласкаться, меня можно терзать в любое время, пичкать бутербродами, ограничивать в  курении, мне можно менять причёски, отпускать в мой адрес всякого рода колкости - словом, проводить со мной тысячи подобных мероприятий Я же должен всё это только героически переносить.

Какая-то игра в одни ворота.

К слову сказать, я вытерпел эту... экзекуцию. Несмотря на синие круги перед глазами. Только зубами скрипнул.

... Аллочка виновато смотрела на меня.

- Больно, миленький? Дай, подую... Где болит?

Запястье ныло, будто было сжато железным обручем.

- А ну тебя! -я отмахнулся. - Издевательница.

- Ну, Жень!..

- Отстань!.. Предупреждать надо...

Алла тихо рассмеялась. Она всегда тихо смеётся.

- Оказывается ты ещё и специалист по рукопашному бою, - я пытался разозлить себя. - Папа в секцию водил?

- Нет. Сам научил. На всякий случай.

Я люблю смотреть, когда Алла смеётся. Лицо, и без того славное, становится по- девчоночьи доверчивым, а глаза тёплыми.

Обида уходила.

- Ну, извини, Женя,.. пожалуйста.

Она приподнялась на  цыпочки и потёрлась кончиком своего носа о мой.

Подлиза.

Бедный Пашка Глебов. Его, наверное, после того визита в женский  жилой сектор «Радуги», с переборок соскребали.

- Всё! - я поднял руки вверх. -Хватит! Пошли распаковываться, пока ты меня не убила.

Она положила голову мне на грудь, ладони её легли  мне на плечи.

- Я тебя никогда не убью, -прошептала она.

- Правда? -удивился я. -Что-то не верится.

- А ты поверь. Я же тебя не обманывала.

- Допустим... Только я, ведь,.. не монах.

Алла подняла голову. В синих глазах появился стальной блеск.

- Ну так что? Можно руки распускать?

- Зачем же так? - усмехнулся я - За кого ты меня принимаешь?

- Я тебя принимаю за порядочного парня, - Алла присела на подлокотник, стоявшего рядом, кресла. Поправила сбившуюся прядь волос. - И не забывай, пожалуйста, что я у тебя в доме.

Всё правильно. Так мне, дураку, и надо.

- Ты понял меня, Касатонов?

Мне оставалось только кивнуть .

- Вот и замечательно, - она поднялась. - Не спеши...  Всему своё время... Раньше  загоришься - быстрее остынешь... Пошли устраиваться.

В комнате стол и подоконник были  заставлены  цветами в  хрустальных  вазах. Мамина работа. Понимает, что сейчас творится у Аллочки в душе.

Я включил телевизор. Прощёлкал каналы: ничего интересного.

- Ладно, я пошёл... Обживайся. Захочешь помыться - ванная  комната внизу, дверь в коридоре. Отдыхай. Я буду за стенкой... Есть хочешь?

- Хочу.

- Принято. Приводи себя в порядок -через  полчаса я зайду, лады?

Когда я зашёл в комнату брата, первое, что увидел там- это брошенные на пол Васькины брюки. Сам братец, в одних трусах, спал на раскладушке, разложенной  посреди комнаты. Кровать застелена, как я понял, для меня.

Я поднял брюки с пола, бросил их на стул. Присел на раскладушку, потрепал Ваську за плечо.

Реакции никакой: брат продолжал безмятежно спать.

На часах одиннадцать сорок пять. Наверное,  братец  где- то бродяжничал всю ночь.

- Курсант Касатонов! Подъём!..  Рота уже на плацу...

Помогло. Брат открыл глаза. 

Посмотрел  на  меня, потом  на  часы,..  потом снова на  меня.

- Привет. Прибыл?

- Прибыл, -ответил я. -А ты дрыхнешь, как суслик.

- Алла с тобой?

- Здесь... В моей комнате переодевается.

- Хохлов вчера звонил.

- И что? - я насторожился.

Васька зевнул, потянулся.

- Ничего. Сказал: ребята ушли на Москву, утром будут  у вас.

- И больше ничего?

Васька удивлённо посмотрел на меня. Пожал плечами.

- Ничего. Встречайте, сказал и всё.

О контакте с НЛО Виктор  Васильевич, похоже, не проговорился.

Впрочем, правильно. Кто ж этому поверит?

- Мать-то  с отцом как?

- А никак... Батя сказал о вас с Аллой: когда -то надо... и всё. Мама говорит: пусть везёт кого хочет - я от вас хоть отдохну... Скучно ей с нами.

Брат потянулся к стоявшему на столе графину с водой. Приложился прямо к горлышку. Потом вытащил из нагрудного кармана моей куртки початую пачку сигарет.

- Фитиль дай?

Я бросил ему зажигалку.

- Нахал ты, Васька. К старшим никакого  почтения.

Внешне мы с братом очень похожи. Разные только цвет волос и глаз. Волосы у Васьки светлее моих и глаза карие - от матери. Мама этим гордится.

Брат всегда невозмутим. Это у него от отца. За всю свою двадцатилетнюю жизнь он при мне ни разу не вспылил, ни разу не повысил  голос. Молодец. У меня же так не всегда получается.

- Когда же ты, домой заявился? - спросил я, тоже закуривая. - Всю ночь по девочкам ходил?

- Ходил, - вздохнул Васька. - Вечером пошёл на набережную, зашёл на танцплощадку, оттуда в ночной клуб... Привязалась одна... Всё ничего, да  живёт где-то за Кирилловским, на хуторе. Чего её сюда занесло на ночь глядя?..

- Провожал что ли?

- Пришлось. Довёз до самого дома. На обратном пути немного поплутал  по лесу. Приехал под утро.

- Машину -то у отца брал?

- Нет, - поморщился Васька. - Наш с тобой электромобильчик. Ночью  выгнал из гаража по- тихому. А на джип батя даже смотреть запретил: говорит, машина для Жени ...

Рисковый у меня брат. Ночью, на лесной дороге, в электромобиле...

- Посадил бы накопитель - куда б делся?

Васька только отмахнулся.

- Дотащил бы кто-нибудь...

- Мать с отцом узнают -получишь по ушам.

Брат фыркнул:

- Уже получил... Они из-за меня ночь не спали...

Из коридора послышался шорох лёгких шагов: Алла прошла в ванную. 

Васька покосился на дверь. Стянул со стула брюки. Откуда-то из-под раскладушки вытащил рубашку.

- Надо одеться. Вдруг зайдёт?

- Оденься - оденься, - посоветовал  я. - Да, в чистое что-нибудь, а не в то, что с пола...

Он не возражал. Я для него авторитет: за что и ценю.

- Умыться не забудь, бабник.

- Ты не прав, брат, - ответил Васька. - Это называется несколько по-другому... Я рыцарь!

- Ага!.. Без страха и упрёка...

- Можно и так.

- Ты это родителям скажи...

- Так это ж они меня упрекают.., я ни-ни...

Васька подошёл к окну, распахнул его.

- Проветривание, - объявил мне. -А я пойду умоюсь.

- Умывайся во дворе, -сказал я. -А я пойду соберу что-нибудь на стол.

- Тебе тоже освежиться не мешало бы, - Васька  оглядел меня с головы до ног. - После дороги... И манатки поменяй.

Мылись мы в саду, в летнем душе.

Прохладная вода и свежее бельё, действительно, освежили меня. Суточная усталость исчезла, горой сползла с плеч. Тело казалось невесомым, голова ясной.

Я бродил по саду, босиком, по не просохшей от ночного дождя траве. Даже не верилось, что это явь, а не сон. Ни напичканной аппаратурой  отсеков, ни гудения вентиляции, ни электромагнитных полей. Прохладная земля, слабый ветерок, свежий воздух... Красота.

...С веранды Васька махал мне рукой.

- Чего тебе?

- Стол накрыт. Давай перекусим.

Я пошёл наверх за Аллой.

 А Аллочка спала. Рядом лежал фен. Видно, присела на кровать  просушить волосы, да усталость взяла своё. Прилегла и уснула прямо на покрывале,.. в синих шортах, такой же синей футболке с короткими рукавами, подложив под розовую щёчку кулачок.

Будить её я не стал. Пусть спит. Сорвал с кресла плед, укрыл им Аллу. Под голову подложил подушку, убрал фен.

Отдыхай, дорогая.

Васька катал по столу бутылку «Рислинга».

- Спит твоя ненаглядная?

- Спит.

Он вздохнул,  достал фужеры.

- Тогда мы вдвоём... Открывай пузырь...

Чокнулись.

- За встречу, брат!

- За встречу, брат!

Выпили.

Васька захрустел яблоком.

- Что жмуришься, как кот мартовский? -спросил я его. -Девочку-то как зовут?

- А я знаю?.. Смотрю, стоит, чуть  не плачет,.. на набережной подружку ждёт, а той и не пахнет,... ни одна собака след не возьмёт... Представляешь ситуацию? - Васька вздохнул.

Эх, Васька... Когда ты поумнеешь?

- Представляю, -кивнул головой  я. -Никто не встретил - садись в  выборгскую электричку или в автобус, без разницы, и шуруй к себе домой... Попутного ветра! Ты же, наверное, её в кафе сводил, потом на танцы?

- Ну да, всё по полной программе.

- Молодец! А потом до дома довёз,.. как положено.

- А что тут такого...военного.

- Чего ж тогда удивляешься, что от родителей по ушам получил? Угнал машину, ничего никому не сказал, ночь провёл с девочкой чёрт- те где, домой заявился под  утро...  Герой!.. Рыцарь Печального Образа!... Джентльмен!

Брат обиделся. До него так и не дошло.

- Сколько лет девочке?

Он пожал плечами.

- Шестнадцать где -то... Может, пятнадцать.

- Далеко пойдёт.

Васька, впрочем, тоже молодец. Вчера, уходя  из  дома, наверное, напялил курсантскую форму - перед девочками красоваться; в город пошёл, скорее всего, один; на набережной болтался не пять минут, и не десять, -сидел на скамеечке в гордом одиночестве, пуская кольцами дым и качая ногой  в  такт музыке... Жаждал приключений.

- Гулять при погонах ходил?

Васька с неохотой кивнул.

-А когда «даму  сердца» домой повёз, переоделся, так? Правильно. Вдруг её родители шею намылят? Или, чего доброго, в училище сообщат?

Васька выслушал всё спокойно. Наполнил фужеры.

- Наговорил  ерунды  всякой. Тоже  мне.. частный детектив. Давай-ка, ещё по одной.

Включился видеофон. Васька взял пенал.

- Слушаю.

Звонила мама.

- Вася, это я. Ты уже встал?

- Привет, мам. Давно.

- Ребята приехали?

- Да. Уже здесь.

- Чем занимаетесь?

Васька провёл пеналом над столом экраном наружу.

- Как видишь, гуляем.

Мама улыбнулась.

- Соображаете на троих?

- На двоих, -ответил Васька. -Алла спит в Женькиной комнате. Устала с дороги.

Мама, понимающе, кивнула.

- Смотри  мне, не приставай к девочке...

Брат даже плечами передёрнул.

- Мам, ну...

- Да-да. Знаю я твои дурацкие анекдоты, случаи  из курсантской жизни и  всё такое... Прекратить! Ты уже взрослый.

Я хохотал от души. Рассказчик, конечно, Васька неважный. Зато искренний.

- Дай мне Женю.

Васька подал мне пенал.

- Держи. Твоя очередь...

Я взял видеофон:

- Привет.

- Здравствуй, Женя. Как добрались?

- Нормально.

- Домой заезжали?

- Заезжали, -фыркнул я. -Да что толку! Иван даже на порог не пустил... Даже не сказал где вы.

- Ревнует, - мама улыбнулась глазами.

- Я из его башки когда-нибудь электронные мозги вышибу, - спокойно сказал Васька. -Достал уже...

- Я тебе вышибу, -ответила мама. -Лучше  научись  за собой следить и всё будет в порядке.

- А зачем он тогда нужен? -спросил брат.

- Чтобы следить за всем остальным.

- Ладно  тебе, -одёрнул  я  Ваську. - Мам, вы будете как ты обещала?

- Да, -ответила мама. -После работы я заеду за папой и сразу в Зеленогорск. Приедем часам к семи.

От служебного транспорта  отец принципиально отказывался. Пользовался им только во время службы.

- Всё. Ждём.

- С вином не очень. Мы ещё вечером посидим... Все вместе.

Васька развернул бутылку этикеткой к экрану.

- Мам, посмотри. У нас же «сухач».

Она нахмурилась.

- Что за манера перебивать старших? Я же не с тобой говорю... Женя?

- Да.

- Слушай, у нас тут на работе говорят про «летающую тарелку»? В «Новостях»  передали сегодня утром. С «Радуги» сообщили...Тут у меня  девочки интересуются. Ты ничего не слышал?

Кто-то из наших проболтался. Какой смысл? Фактов-то нет.

- Кто сообщил не помнишь?

- Спецкор Никитина. Знаешь такую?

Ещё бы! Но ни Жанны, ни Веры Крутовой вчера на борту не было.

- Брось ты, мам, - ответил я. - Очередная байка... Так и скажи своим девочкам.

Мама улыбнулась.

- Жаль...Виктор Васильевич  звонил вчера вечером, тоже ничего не сказал...И всё-таки жаль...

- Ладно, -успокоил я её. -Ещё появится.

- Ещё вопрос, -мама  вдруг  заволновалась. - Что любит Аллочка?

А  вот  этого я не знал. Даже не спрашивал Аллу, что она любит.

- Цветы, - сказал я. -Розы... Я ей уже купил.

- Цветы  любят все женщины. Что ещё? Ну, камни какие-нибудь... драгоценные, вещи.., может быть?

Мне оставалось только вздохнуть.

- Мам, не знаю, честное слово. Она сказала как-то, что лучшим для неё  подарком будет моё примерное поведение.

Мама вскинула брови.

- Ты что? Уже успел нервы помотать?

Ох уж эта женская солидарность. Мне она будет выходить боком.

- Ну что ты, мам... Что я - совсем уже?

- Ладно- ладно... Скажи  тогда: какой её любимый цвет? Или тоже не знаешь?

- Не знаю, - признался я. - Не спрашивал.

Мама вздохнула, укоризненно покачала головой.

- Ухажер ты... никудышный. Разве же так можно?

- А что? - спросил я. - Отец за тобой лучше ухаживал?

Мама рассмеялась. Искренне, от души.

- Да примерно так же... Но тебя- то я воспитывала. А вот здесь маху дала... Ну а глаза у неё какого цвета - это-то можешь сказать?  Или забыл уже?

- Могу, - гордо ответил я, потому что знал, что ответить. -Синие у неё глаза или голубые. В зависимости от настроения.

- А волосы? Волосы какого цвета?

- Светло- русые. Очень красивые... А для чего тебе это всё, мам?

Мамины карие глаза стали золотистыми. Они всегда у неё блестят,  когда она собирается сделать что-то для неё очень важное.

- Как это для чего, Женя? Должны же мы что-нибудь подарить Аллочке... И не просто подарить, а так чтобы ей понравилось.

Мама, мама... Она прекрасно понимает, что  Аллу я не просто так сюда привёз. Правильно понимает: просто знакомую девчонку я бы с орбиты никогда не потащил к ним знакомиться. Да ещё во время командировки.

Для мамы приезд Аллы - событие. Нас у неё трое мужиков, да  ещё Ваня... чокнутый. А тут Алла... Она уже полюбила её, хотя ни разу её не видела, полностью доверившись мне.

- Подарите ей самолёт, - сказал я. -Она мастер спорта по высшему пилотажу.

Золотистый блеск в маминых глазах исчез.

- Болтун, -сказала она. - Я же серьёзно... Ладно, время есть. Я посмотрю на её, попробую определить вкус. Только пусть это останется между нами, ладно?

Вообще- то, забота о Алле - это мои проблемы. Ну, что ж, пусть и мать с отцом поломают головы.

- Не рано ли ты начинаешь её баловать, мам?

- Непутёвый, - ответила  она. -Одичал совсем. Девочку надо  баловать, запомни это. Не  будешь баловать ты - будет кто-то другой. Это тебе на будущее, молодой человек.

Я фыркнул. Нашла молодого: завтра исполнится двадцать семь лет.

- Да какой я молодой, мам? Через три года тридцать лет стукнет. Четвёртый десяток не за горами.

Васька хлопнул меня по плечу.

- Старый хрыч!

А у мамы от смеха даже слёзы на глазах выступили.

- Женька, не смеши меня... Мне сорок восемь и то в старушки себя не записываю. А ты о себе такое говоришь... Знаешь, в чём разница между старым и молодым?

Я знал разницу. Конечно, физиологическую.

- Молодой человек всё время смотрит вперёд и реже назад, - сказала мама. - Он мечтает, планирует свою  жизнь, чего-то добивается. У старого же, наоборот, - он больше живёт воспоминаниями. Вот и думай- кто ты?

- Уже подумал, -ответил  я. - Молодой человек у молодой мамы.

Мама улыбнулась.

- Подхалим  ты, Женька.... Ладно, заболталась я. Пойду работать. Не забудь наш уговор: Аллочке ни слова... До вечера.

- Пока.

... Васька, зажмурив глаз, смотрел  в горлышко бутылки.

- Что? Получил нагоняй? А я вот так - каждый день. Представь...

Бутылку у него я забрал.

- Что ты в неё уставился, как в подзорную трубу? Тоже мне... Кутузов на Бородинском поле.

Наполнил фужеры.

- Вмажем... Будь здоров...

За весь разговор мама ни разу не спросила как мне служится на модуле связи. Обычно щепетильная в подобных  вопросах, эту тему она обходила стороной. Конечно, по видеофону не особо-то и поговоришь, но спросить как дела, как настроение можно всегда. После возвращения с Ио я раза три звонил домой, говорил с ней, но о работе ни слова.

- Вась, -спросил я брата. - Что я на модуль слетел, родителям кто сказал? Не ты ли?

         - Ну,.. - Васька щелкнул  зажигалкой. - Охоты не было. До меня постарались.

- Васильич звонил?

Брат кивнул.

Помолчали.

- Ну и?..

- Что «ну и»?

- Не прикидывайся дураком, брат, - я тоже закурил. - Родители что..?

Васька пожал плечами.

- Мать, понятно, расстроилась... Долго не могла успокоиться. Она и  сейчас- то, нет-нет, да вздохнёт... Неприятно, конечно. А кому приятно, когда унижают? Вилков... с-скотина...

- Полегче..., молодой. А батя что?

Брат улыбнулся.

Характер-то у отца крутой. Говорит, как с плеча рубит. Каждое слово не в бровь, а в глаз. Записать бы его монологи - Козьма Прутков бы позавидовал.

- А что батя? - Брат только хмыкнул. - Сначала цыкнул на мать, что бы не охала. А  про Вилкова сказал: «Я- то думал он там, наверху, поумнеет, а он, наоборот, последние мозги растерял.» 

- И всё?

-Да. О тебе ничего такого. Чем раньше, говорит, Женька себе шишек набьёт, тем лучше. Держать удар - это тоже  наука... Да чего уж там?.. Снимают его.

- Кого? -я не поверил своим ушам. - Вилкова снимают?

- А кого же? Его самого.

Этот умник начал меня доставать своей компетентностью.

- Ты- то откуда знаешь? Или наш министр твой  кореш?

- Министр мне не кореш, - спокойно ответил Васька. - Мне Федя  Гладков сказал. А тот от своего бати узнал.

Это уже серьезно. Федя Гладков - Васькин однокурсник, сын того самого генерал-полковника Гладкова, под которым ходит Звёздный городок. Тут уже шутки в сторону.

- Когда узнал?

Васька пожал плечами.

- Какая разница?.. Вчера узнал. Твоя история яйца выеденного не стоит: всё на сплетнях, да прочей гадости. Ты знаешь, что в Звёздный  Платонов ушёл вместо тебя?... Тебя запрашивали, понял?

Ничего этого я не знал. Не у меня же друг Федя Гладков.

- Так вот, - Васька понизил голос. - Из Звёздного был запрос персонально на командира «Экспресса» пилота первого класса Касатонова Евгения Дмитриевича. Знаешь такого?

- Что- то слышал, - я улыбнулся.

- Хорошо, - хмыкнул Васька. - При случае познакомлю, так и быть... Когда пришёл запрос, ты был ещё на Ио. Вилков приказал готовить в Звёздный Платонова. Мотивация простейшая: тебя нет, но есть другой  пилот на такой же должности, с такой же подготовкой и практикой.

- Ну и что?

- Ну и то! А чтобы сомнения в правильности его решения не возникали, он создаёт комиссию по расследованию твоей посадки на Ио... причём, он знает, что одна комиссия уже была, там на Ио, она  изучила обстоятельства, в  которых оказался «Экспресс», действия экипажа, состояние матчасти, более того, дала добро на подъём «Экспресса» с  ракетодрома  и  возвращение его сюда, к Земле, с тем же экипажем.

По-моему, Ваську  развезло. Минувшая ночь не прошла для него бесследно. Болтался неизвестно где, толком не выспался, вот и опьянел с двух фужеров сухого вина.

- Хватит, Вася, - я хлопнул ладонью по столу. -Давай сменим тему.

- Подожди. Послушай. В комиссии на Ио были представители всех  космических министерств. Они дали общее заключение, которое ушло  в  Москву. Именно это заключение легло в основу приказов по министерствам в связи с вашей посадкой, у нас в училище и то зачитывали; поправок в инструкциях по внештатным ситуациям и всё такое... Вилков об этом, будто, не знает. Он создает свою комиссию из нужных ему людей. Они изучают этот вопрос не на Ио, по месту, а здесь на «Радуге». Составляется  заключение: Вилкова оно  устраивает. Единственный человек, который отказался подписать эту филькину  грамоту - Хохлов... У него своё особое мнение, изложенное в рапорте и подколотое к этому заключению. Но таких случаев, сам понимаешь, сколько угодно. В итоге, зад Вилкова прикрыт; ты  с Козловым на модуле, командир отряда «на коне». Меры, нужные Вилкову, приняты.

У меня даже голова кругом пошла. Если половина из того, что сейчас наговорил Васька, правда, всё равно, картина получалась неприятная.

- Откуда это тебе всё известно? Федя Гладков информирует?

-Это всем известно, кроме вас, - ответил брат. - Вас просто жалеют, не говорят. А Федя здесь не причём. И Хохлов бате звонил, и ребята в роте говорили, и комсостав училища по углам шушукался. Я же твой брат, - улыбнулся он. - Это все знают. Подойдут, по плечу похлопают, поцокают языком,.. окажут моральную поддержку, так сказать.

- У вас не училище, а одесский Привоз, - усмехнулся я. - Вам все сплетни известны.

- Тебе- то что? -ответил Васька. - Слухи это или сплетни - неважно. Главное, что всё подтверждается... почти всё.

Даже если из всего, что только что мне наговорил братец, один процент правды, ситуация складывалась фантастическая. Где же я Вилкову  дорогу -то перешёл? И когда?

Если его снимают -за что?  Не из- за нас же...

Вдруг вспомнился нагоняй, который мне пытался устроить Главный сразу после возвращения с Ио. Ничего конкретного он тогда не предъявил. Так.., бурчал по  мелочам и трепал нервы. Сунул мне под нос бумаги своей комиссии, а сам о ней даже не заикнулся. Наверное, понимал что дело по воде вилами писано.

За что же он всё-таки на меня зубы точит?

Васька поднял голову.

- Брось ты голову забивать. Может быть просто не  симпатичен?

Что я, вслух размышлял?

- Здесь может быть всё что угодно, - продолжал брат. - Ты посмотри на него: он же бирюк у вас. Всё молчком, всё исподлобья... Надует щёки и идёт, палубы под собой не чуя... Да, ладно уж... Проехали. Может, на Земле прочухается? С орбиты падать - то ох, как больно.

- Ничего, пристроится где-нибудь.

- Пристроится, - согласился Васька. - Такие как он без мыла куда угодно влезут. Совести нет, принципов нет: не пропадёт. Здесь таких сколько угодно.

Я взял Ваську за шиворот рубахи, оттащил его в сад к переполненной  колодезной водой кадушке. Макнул головой несколько раз.

- Хватит, или ещё?

Он хватал воздух раскрытым ртом. И жмурился, как котёнок.

Я отпустил его.

- Это тебе на будущее. В нашем деле ноль... без палочки, а язык уже распустил. Выучись сначала.

Бросил ему на плечо полотенце.

- Оботрись... Очухался? Тоже мне.., Вилков номер два.

Васька фыркал, крутил головой и почему-то улыбался.

- Не дошло, придурок?

- Есть в кого, -ответил он. - Ну, Касатон, не знал, что у тебя мозги набекрень.

- Поговори мне...

- Да пошёл ты...

Вынес на крыльцо недопитую бутылку. Отпил прямо из горлышка, протянул мне.

- Допивай.

Долго смотрел на меня. Глазами так и сверлил.

- Женька, ты  где живёшь, а? Среди нас, грешных, или среди ангелов?

- Не понял. Ты о чём?

Брат только усмехнулся.

- Брось ты... Дон Кихота  изображать. Тебя лупят, в наглую, а ты только утираешься. Кто оценит, кто пожалеет?

- Не надо меня жалеть. Что я маленький?

- Согласен. Но ведь таких как Вилков не перевоспитаешь. Себя надо защищать.

Васька, Васька... Хороший ты парень и прав тысячу раз: себя надо защищать и за правое дело стоять до конца. Но с чего ты  взял, что Вилков не прав? Это же только моё мнение, твоё мнение, мнения отца, Хохлова, Аллочки и твоих ребят по училищу. Но кто сказал, что у Вилкова нет единомышленников? Конечно, у Вилкова больше власти, и он применяет её по-своему усмотрению. До его пятидесятилетних мозгов так и не дошло, что власть - это сначала обязанности, а потом уже  права. Ни дать ни взять, удельный князь Но это палка о двух концах: Вилков-то тоже чей-то подчинённый. А министр у нас крутой. Вот пусть он и разбирается кто прав, кто виноват. На то он туда  и поставлен.

- Ладно, - я похлопал Ваську по плечу. - Губы не дуй: подрастешь, поумнеешь... Я пойду, прилягу. Подкатят родители - разбуди...

Впрочем, будить меня не пришлось. Спал я часа четыре. Проснулся от шагов за стеной: в моей комнате ходила Алла.

За окном, одна за другой, хлопнули дверцы автомобиля: из Города вернулись родители.

Подъём.

В комнату заглянул Васька.

- Не спишь? Мать с отцом приехали...

Я прошел к Алле.

Она сидела в кресле, вся напружиненная, подобрав ноги, одетая в выходной  китель, свежую рубашку, галстук. На лице ожидание...

Увидела меня, поднялась.

- Женя, твои родители приехали.

- Знаю. Я сейчас.

Взял графин с водой со стола, вышел в лоджию. Надо умыться.

- Женя, - Алла стояла в дверях. -Я волнуюсь... немного.

Я вытер лицо, бросил полотенце на бельевую верёвку. Притянул Аллу к себе.

- Ну так что? Назвалась груздем...

- Жень, я серьёзно.

- И я серьёзно. Пошли вниз.

И отец, и мать от машины не отошли не на шаг. Ждали нас. Рядом вертелся Васька.

Я шагнул к матери, прижался щекой к её щеке.

- Здравствуй, мам.

И сказать больше ничего не мог.

Мама гладила мои волосы и грустно улыбалась.

- Бледный, худой... Задёрганный какой- то.

- Ну что ты? - я только  отмахнулся. -Просто на ногах более суток.

- Устал?

- Нет. Успел немного поспать.

Она  кивнула, подтолкнула к отцу.

- Поздоровайся с папой.

Отец стоял рядом в расстёгнутом двубортном кителе, в руках фуражка  с голубым околышем. Тёмно-русая, с проседью голова, ясный цепкий взгляд серых глаз. Генеральские погоны, голубые лампасы, орденские планки на груди... Боевой генерал…

- Здорово, батя.

- Здравствуй, сын. С прибытием . Как добрались?

- Пять баллов, -ответил я. -Без проблем.

- А у тебя никогда их нет, -усмехнулся отец. - Только у других  волосы  дыбом встают... почему-то.

Батя, батя... Нашёл время.

Я повернулся к Аллочке, взял её за руку подвёл к родителям.

- Прошу знакомиться -это Алла...

С Аллочкой отец был очень корректен. Не то, что со мной. Назвал  себя по имени-отчеству и ещё сказал, что очень рад. Он искренне улыбался, даже голос потеплел. Лёгкий  поклон, приветливый  взгляд. Отец  даже шутил. Достал из машины пышный букет, вручил Алле. Ну, сама галантность...

Таким  отца я ещё не видел.

Мама стояла рядом и внимательно смотрела на Аллу. Причём, чисто женским, оценивающим взглядом. Алла сразу вспыхнула, смущённо заулыбалась, потупив  глаза. На щеках проступили ямочки, нижняя губка прикушена.

- Ну-ну-ну.., - мама  шагнула к Алле. Взяла её за плечи. - Всё хорошо, всё прекрасно, да?.. Ну вот, мы уже улыбаемся... Я тоже очень рада познакомиться с вами. Дмитрий  Сергеевич так замечательно  высказался по этому поводу (и это при его-то немногословности), что мне просто  добавить нечего... Разве что, зовут меня  Мария Владимировна. А вас мне разрешите называть Аллочкой, хорошо?

- Всё, всё, мать, - отец взял маму под руку. - Официальная часть закончена, остальное - за столом... Сейчас за дело - надо ребят накормить.

- Конечно, - ответила мама. Пошла на веранду, на крыльце обернулась. - Вася, ты сварил картофель?

- Алла сварила, -ответил Васька. -Только что.

Мама даже растерялась.

- Как?.. Я же тебя просила... И не стыдно тебе?

Васька только пожал плечами.

- А я что?.. Стал картошку чистить, а тут Алла в сад вышла. Отобрала нож, сказала, что у неё лучше получится.

Отец вздохнул. Сейчас что-нибудь выдаст.

- Мало тебя в училище на кухню гоняли, - сказал он. - Мать, восполни этот пробел. Может, поумнеет...

 Через час мы все сидели в саду под яблоней за праздничным столом. Отец открыл бутылку армянского коньяка, подумал, поставил её на стол.

- Начнём с шампанского. Женя, пробку в воздух. Мать, подай бокалы... Давай - давай, Женя, разливай... до краёв, перелить не бойся - полнее жизнь будет.

Поднял бокал, оглядел всех нас.

- Ну, поводов для тоста более чем достаточно: тут и твой, Женя, день рождения, и ваш с Аллой приезд, и то, что хотя бы мы просто все собрались сейчас за этим столом. Я не хочу много говорить об этом, поскольку семейные торжества у нас, впрочем, как и везде, явления обычные... Сейчас о другом. Я предлагаю выпить за здоровье нашей гостьи, поблагодарить её за то, что приехала, надеюсь, что скучно  здесь ей не будет и, Алла, почаще балуйте нас своими визитами...

Ну, батя, нет слов... Интересно, в своё время, ты перед матерью был также красноречив?

Отец и мать выглядели именинниками. Батя в сером костюме и белоснежной  рубашке, мама в праздничном платье... Они очень смотрелись вместе.

Алла сидела рядом с отцом, по правую руку от него. По другую сторону от неё сидел я, напротив нас - Васька. Так нас рассадили родители.

Аллочка поблагодарила отца, подняла бокал, стала по очереди чокаться с нами.

- Первую, пожалуйста, до дна, - улыбаясь, говорил отец. -А мы следом... За вас, Алла... Как по отчеству?

- Станиславовна, - ответил я за неё. - Смирнова Алла Станиславовна.

Над столом повисла пауза. Мать посмотрела на отца, отец на мать, а затем оба на Аллу. Аллочка, почуяв что-то неладное, словно за  защитой, повернулась ко мне. Васька- тот вообще ничего не понимал. Впрочем, мы с Аллой тоже.

Отец даже бокал опустил. Но, спохватившись, улыбнулся, снова поднял его.

- Ну, выпьем. Ещё раз за вас, Алла Станиславовна.

Осушив бокал, поставил его на стол. Внимательно посмотрел на Аллочку.

- Алла, папу как зовут?

- Станислав Константинович, - ответила она, глядя на отца широко открытыми глазами.

- Вы же из Иркутска, да? Родители там живут?

Алла кивнула.

- А... Станислав Константинович... где служит? - отец кашлянул.

- Опытный завод НПО «Галактика», - ответила Алла. И добавила: -Заместитель Главного конструктора... Инженер-полковник.

Отец покачал головой. Сжал вместе ладони, уткнул в них подбородок.

- Опытный  завод НПО «Галактика», - негромко, словно в раздумье, проговорил он. - Иркутский филиал... Сборка космических систем... Свой ракетодром в Шелехове...

Алла кивнула. Отец продолжал внимательно смотреть на её.

- А мама?.. Маму как зовут?

- Алла Васильевна, - Аллочка запнулась, посмотрела на мать. - Она инженер- программист, как вы, Мария Владимировна.

Мама смотрела на Аллу и грустно улыбалась.

Отец крякнул, налил коньяк в стограммовый стакан. Выпил, не стал даже закусывать.

Снова уставился на Аллу. Потом усмехнулся.

- Митя, -подала голос мама. -Митя, это они.

- Да, это они, - согласился отец. - Всё  правильно, Алла. Отец Станислав Константинович, мама  Алла Васильевна, в девичестве Хохлова. Вот куда они делись после академии. Да-а.., тесен мир. И Виктор тоже  хорош. Звонил же вчера: мог бы и предупредить.

Мне надоели эти загадки. Надо и совесть иметь.

- Послушайте, уважаемые родители, - сказал я. - Может, хватит, а? К чему эти кроссворды? Вы что- знакомы?

Отец закурил, покосился на меня. Думал цыкнет. Но нет, обошлось.

- Никакого кроссворда нет, - ответил. - Всё много проще... Мы со Стасом, в своё время, вместе по девкам бегали, - покосился на маму, засмеялся. -Одна из них твоя мать, вторая - мама Аллы. А они учились тогда вместе... в одной группе. Вот и весь кроссворд. Надо же... в голове не укладывается.

- Вы что? - спросил я. - Служили вместе?

- И служили тоже, в одной эскадрилье, - сказал отец. - Но это потом... А тогда мы только учились: я в строевом училище, Стас -в инженерном.

Васька хлопнул в ладоши.

- Ещё один повод выпить, -сказал он. - За встречу.

В другой раз отец, может быть, и побрюзжал бы на Ваську для порядка. Но то в другой раз. А сейчас он просто усмехнулся.

- В чём же дело, сын? Наливай.

Солнце висело над горизонтом, готовое нырнуть в Финский залив. Его лучи запутались в Аллочкиных волосах. О чём-то, чуть слышно, перешёптывались листвой деревья.

- Аллочка, - спросила мама. -Ведь у вас же ещё сестра есть... старшая- Лера, ровесница Жени. Где она сейчас?

- В Москве, - ответила  Алла. - Она художник... Своя мастерская, две выставки.

- Она замужем?

- Да. У меня есть племянник, - Аллочка  улыбнулась. - Ему четыре года.

Мама вздохнула.

- Бежит время, не удержать. Митя, ты помнишь, как мы Стаса  уговаривали, когда он уезжал на Урал, чтобы не брал с собой Аллу и Леру?

- Да, - кивнул отец. - Станислав тогда в Пермь уезжал, а Алла родить  должна была ... вот-вот. Говорили, упрашивали: куда вас несёт, зачем? Уехал бы Стас один, устроился, вызвал бы потом семью. Так нет, ни в какую. Уехали все.

Что было дальше я знал. Аллочка рассказывала. Когда в приемной Хохлова нас Вилков прихватил.

- Ну и что? -сказал я. -Уехали втроём, приехали вчетвером- «зайца» с собой привезли. Вот этого, - я положил ладонь на плечо Аллочке. - Живой свидетель, полюбуйтесь... Дело житейское, с кем не бывает.

Мама только ахнула. Посмотрела на Аллу своим лучистым взглядом.

- Аллочка, это правда?

Алла, улыбаясь, закивала головой.

- Да, Женя прав. Всё так и было.

- А сколько вам лет?

- Двадцать три.

Васька опять хлопнул в ладоши.

- Ещё один повод выпить... за новорожденную.

- Тебе хватит, - отрезал отец. - Распустился совсем.

Посмотрел на Аллочку, улыбнулся:

- Столько  информации- и всё за один день. В голове не укладывается... Родители- то как  живы- здоровы? Всё в порядке?

- Спасибо, - ответила Алла. - Всё хорошо.

- Охо-хо! -скорее выдохнул, чем сказал отец. - Двадцать три года прошло, как один день. Дети-то, вон, какие уже, а, мать?

Отец указал на нас с Аллой.

- Тут ничего не поделаешь, Митя, -ответила мама. - Только и остаётся вздыхать.

Потом Аллочка подсела к маме и у них пошла своя беседа на типичные женские темы. Я сначала слушал, потом перестал.

Васька ушёл спать. Мы с отцом пересели на другой конец стола. Отец разлил коньяк в стопки.

- Давай, сын...

- Давай, батя...

Выпили. Отец подал мне яблоко.

- На вот, закуси.

Пристально посмотрел на меня.

- Ну, как тебе на модуле? Не прокис?

Я пожал плечами.

- Работа как работа. Повеселей немного... чем на трассе.

- Мороки больше, - усмехнулся отец.

- Да, - согласился я, - суеты хватает.

- Ну что ж, -качнул головой отец, -на модулях тоже летают.

Его слова задели меня. Пилот первого класса болтается на орбите. Смех.

Но вида не подал.

- Летают, папа.

- А «Экспресс»? -спросил отец.

Спросил, будто сам не знает.

- Что «Экспресс»? -ответил я. -«Экспресс», похоже, тю-тю... Забирают его от нас.

- Для экспедиции?

- Ну да. Куда же ещё...

- Нда-а, - протянул отец. -Всё понятно. С экипажем забирают?

Я только хмыкнул.

- Пап, откуда я знаю? Пока молчат.

- Скажут, - ответил отец. - Погоди немного.

- Вилков не отпустит. Мы у него, как красная тряпка для быка.

Отец вздохнул, усмехнулся.

- О Вилкове можешь забыть. Он уже никто.

Я рассмеялся.

- Васька наболтал?

- Ну-у.., - протянул отец, закуривая. - Тут кроме Васьки есть информаторы.

- Неужели Гладков-старший?

- А хотя бы и он? Что тогда?

- Нет, ничего, - я тоже закурил. - Кто же за Вилкова?

Отец выдержал паузу. Думал, говорить или нет.

Наконец, сказал:

- Хохлов. Пока «и. о.».

Там, на «Радуге», мы, действительно, отстали от жизни. А здесь она бьёт ключом... причём, разводным. 

По самой макушке.

- За что сняли Вилкова? Говори уж.

- За превышение служебных полномочий, -ответил отец.

- Значит, за нас?

Он усмехнулся.

- Не только. Но и из-за вас тоже. Хотя вы- только повод. Он давно на крючке висел.

Если всё это так, то приказ об увольнении Вилкова вступит в силу с первого июля. Значит, на «Радугу» мы вернемся, когда его уже там не будет. На передачу дел времени уйдёт немного: Хохлов в курсе всего. Хотя... всё может быть: связи у Вилкова есть и обстановка может измениться в любое время.

- Да, ладно уж, -сказал я. -Не мне его судить... Говорят, классный был пилот.

Отец утвердительно кивнул.

- Да. Летал неплохо. Власть испортила... Вы -то как?

Я только пожал плечами.

- Не знаю, папа. Похоже, остаёмся безлошадными.

- Ну?

- Вот тебе и ну! Отгоним «Экспресс» на «Протон» и прощай, кораблик. Только мы его и видели.

Отец улыбнулся:

- На счёт «Протона» ты прав - ему там самое место. «Экспресс» - головной корабль нового поколения. Серия полста семь-бис Это экспедиционный рейдер, который оказался у вас в Отряде по воле случая- пилотируемый рейд за Плутон не состоялся: туда ушла «Касатка». С его автономностью не на ваших трассах работать. Это птица более высокого полёта.

Отец мне втолковывал прописные истины, словно профессор непутёвому студенту. Как тот американец вчера.

- Да всё я понимаю, пап. Всё равно, жалко.

- Вам- то что жалеть? -удивился отец. - «Экспресс» забирают с экипажем.

- Ты- то откуда знаешь?

- Знаю, - отрезал отец. - Ладно, хватит о делах. Принеси баян.

Баян у отца тульский. Простенький, без регистров. Но играть на нём любит. Причём, не пиликает, а, действительно, играет. И по нотам, и на слух. Говорит, ещё мальчишкой его дед научил.

Батя накинул ремни. Пальцами прошёлся по кнопкам.

- Мать, садись ближе. Споём ребятам.

Разошлись меха, полилась мелодия. Я знал эту песню.

 

 «Я когда- то вновь расправлю крылья

   И махну в далёкие края,

   Где моя родная эскадрилья

   И мои надёжные друзья».

 

Пел отец хорошо. Голос у него мягкий, баритон. Но это только сейчас, когда в нём нет металла. И в его серых глазах сегодня нет стального блеска. Много видели эти глаза. И по-другому звучал этот голос, когда, восемь лет назад, отец поднимал свой полк в знойное балканское небо, прикрывая сербские сёла от ударов натовской авиации. И совсем другим голосом хрипел он, когда его вытаскивали из-под обломков полусгоревшего самолёта, сбитого германской ракетой, по ошибке, как заявили в штабе миротворческих сил. Крестьяне на руках донесли его до ближайшего госпиталя и не расходились  шесть часов, пока врачи делали операцию.

«Русский брат» - так зовут отца на Балканах. В Сербии его знают все. Городок, рядом с аэродромом, где когда-то базировался российский истребительный полк , с тех пор носит имя Касатонов - прижизненный памятник бате.

- Ну, Митя, совсем как на репитиции в доме офицеров, - сказала мама, когда отец закончил играть. - Давай-ка что-нибудь... ну, ты сам знаешь...

Отец засмеялся, тряхнул головой.

- Тогда помогай. Вот эту...

И он запел:

 

«Ехали цыгане

  С ярмарки домой, да, домой.

  Они остановилися

  Под яблонькой густой.»

 

- Женя, - крикнул отец. -Чего молчишь? Ну!

Пришлось подтянуть:

 

«Эх, загулял, загулял, загулял

  Парнишка молодой, да, молодой.

  В красной рубашоночке 

  Хорошенький такой...».

 

Алла поднялась, тряхнула головой, повела плечами и пошла, пошла, пошла, защёлкав пальцами, вокруг стола. Прямо, как Наташа Ростова в имении своего дядюшки. Звенели аккорды, урчали басы. Улыбающийся отец с удивлённо вскинутыми бровями, мама, хлопающая в ладоши в такт музыке, пляшущая Алла, выделывающая своими стройными ногами чёрт знает что.

Прибежал соседский пёс. Завилял хвостом, потёрся о мои ноги. Пришёл поздороваться. Засвидетельствовать своё почтение.

- Привет, Дунай, - я почесал его между ушей. - Решил заглянуть на огонёк? Видишь, гуляем... А ты «молоток» - не  забыл меня.

Псу, конечно, дела нет до моих комплиментов. Он уставился на край стола: на колбасу с котлетами. Всё остальное ему «до лампы».

Отец закончил играть..

- Что, паразит? -сказал он Дунаю. - Хозяев обожрал, по гостям пошёл побираться? Думаешь, не прогонят? Хорош!

Отец для пса не авторитет: Дунай от него ничего не имеет. Другое дело мама. Она всегда его чем-нибудь угостит. Дунай от неё никогда не уходил без гостинца.

- Перестань ругаться, Митя, -сказала мама. - Лучше дай Дунаю  колбасы.

- Сейчас, - огрызнулся отец. - А сто грамм ему не налить?

- Ну, что вы, Дмитрий Сергеевич, зачем вы так? - заступилась за пса Аллочка. - Он же такой славный... Дунай, держи котлету.

Дунай тут же сообразил что к чему, подбежал к Алле, уставился на нее преданными глазами. Хвост у него свернулся калачиком.

- Подождите, Алла, -сказал отец. - Пусть заработает... Дунай, голос!

Тот даже ухом не повёл, только покосился на отца.

- Голос! - повторил отец.

Дунай лениво тявкнул.

- Не слышу, -сказал отец. -А ну, как следует... Алла, дайте-ка мне котлету. Дунай, голос!

Делать нечего: Дунай гавкнул погромче.

- Молодец, -сказал отец. -Получи. А теперь давай, брат, потанцуем.

Отец помахал перед собачьей мордой куском колбасы и положил его на стол.

Зазвучал вальс «Амурские волны».

Дунай заскулил, встал на задние лапы и закружился.

- Раз, два, три,.. - считал отец. -Четыре... Всё что ли?... Слабак. Держи получку.

Мама ушла на веранду и вернулась со свёртком.

- На, Дунайчик. Хотела ещё утром тебе отдать, да ты не пришёл...

В свёртке были кости. Дунай расположился тут же под яблоней и, не торопясь, занялся ими.

Мама посмотрела на часы.

- Два часа ночи. Пора спать. Завтра продолжим.

Аллочка начала собирать посуду со стола.

- Я помою посуду, Мария Владимировна.

- Зачем? Машина помоет, -ответила мама. -Несите на веранду, а я пойду воду открою.

Они ушли, мы с отцом остались одни за столом. Решили перекурить перед сном.

- Пап, - спросил я. -Ты же с Вилковым давно знаком?

- Давно, - согласился отец. -Тридцать лет, даже больше. С одного выпуска как- никак... Я, Гладков Фёдор Фёдорович и... Вилков тоже.

- И что же?.. Он всегда был таким?

- Каким?

- Ну,.. как сейчас.

- То есть? Говори конкретно.

- Ладно тебе, - отмахнулся я. -Что ты, не понимаешь?

Отец усмехнулся.

- Понимаю... Ты знаешь, нет, конечно. Нормальный был парень. Бирюковатый, правда. И перед преподавателями чересчур угодлив.

- А потом?

- А что потом? Потом у меня был полк в Кубинке, у Вилкова- в Мигалове. Дослужился там до начальника штаба полка и ушёл в академию. Закончил, обкатывал новую технику... ушёл в Звёздный... Две экспедиции, одна из них - самая громкая- на «Москве» к Сатурну. Вот, пожалуй, все, что я знаю.

Не договаривает отец.

- Пап, а верно, что жена Вилкова - дочь тогдашнего главкома ВВС?

Отец усмехнулся.

- Ну и что?

Усмехнулся и я.

- Да ничего. Так.

Отец загасил сигарету. Поднялся.

- Всё. Пошли спать. Любопытный ты.., как та Варвара... Спокойной ночи!

 

 

 

 

 

На предыдущую страницу                                                                                                                                  На следующую страницу

 

               На первую страницу



1  Пирс - пристань, расположенная перпендикулярно к берегу.

2. Ют - кормовая часть верхней палубы.

3 Остров  Рюген - славянский  Буян, остров  в Южной Балтике, общая площадь около  тысячи  квадратных километров. Территория Федеративной республики Германии.