Э П И Л О Г
Экран монитора высвечивал в полутёмной комнате ярким пятном, отбрасывая по сторонам голубоватые блики. Прикрытое шторами распахнутое окно доносило тишину спящего города и неуловимый запах сгоревшей в июньской жаре сирени. Предрассветная свежесть плыла по комнате, холодила босые ноги, голову, плечи. С улицы изредка доносился шорох шин проезжавших мимо автомобилей, да приглушённые голоса, расходившихся по домам, загулявших прохожих, вперемешку со стуком женских каблучков.
Над городом стояла белая июньская ночь.
Часы показывали четвёртый час утра. На столе мерцал шкалой радиоприёмник, настроенный на местную станцию «Северная Пальмира», работающую в круглосуточном режиме. Пела незнакомая певица:
«От Невы тянет летней прохладой.
Чутко дремлет гранит площадей.
Над решётками Летнего сада
Тихо кружится пух тополей...
Санкт-Петербург... Санкт-Петербург... »
«… По посадочной полосе, выжимая всё из
движка, летел пикапчик директора космопорта. За ним еле успевал микроавтобус
«скорой помощи».
Я усмехнулся:
- Будут сейчас тебе музыканты. Будут пирожки
с изюмом... и хлеб-соль на подносе. Прячь лучше уши, гер-рой.»…
… Да, всё так и было пасмурным августовским днём семь лет назад. Можно ставить точку.
Мне до сих пор становится немного не по себе, когда я вспоминаю эту посадку. Осознание того, что могло случиться, пришло позже и не сразу; оно постепенно накапливалось в один клубок эмоций: это и когда, прилетевший на Землю, Хохлов проводил разбор посадки модуля, и когда отец, на моих глазах, успокаивал рыдающую маму, едва увидевшую нас с Аллой в петербургском аэропорту Пулково. Уже в машине, по дороге домой, батя сказал маме: «Всё, мать, хватит нервы мотать и себе, и нам. У Женьки работа такая.…Обошлось же…»
Аварийная посадка «Экспресса» на спутник Юпитера Ио за полгода до этой истории обошлась нам гораздо меньшей нервотрёпкой: там, на Ио, работали профессионалы, которых было ничем не удивить: ребята знали, на что шли. Постоянный риск был частью их жизни. Пока мы возвращались на Землю, прошло немало времени, вполне достаточного, чтобы успокоить всех посвящённых в наши приключения. Здесь же было всё наоборот. Хотя, на Ио условия посадки были похлеще.
… Мы прибыли в Петербург позавчера и надолго. Накануне, я был вызван в Управление кадров Главного штаба Военно-Космических Сил. Начальник управления генерал-лейтенант Костин, поздоровавшись, не стал говорить сразу о деле, а начал издалека.
- Евгений Дмитриевич, - сказал он, усадив меня перед собой. – Вы же петербуржец?
- Так точно, - ответил я, ещё не понимая, к чему он клонит.
Костин улыбнулся.
- Я тоже, - сказал он. – Бывший хулиган с Лиговки.… А вы не хулиган в прошлом?
Таковым меня никто никогда не считал, по крайней мере, не называл. Хотя, постоять за себя я всегда мог.
- Некогда было хулиганить, - я удивился вопросу. – Много времени уходило на учёбу. А драться предпочитал на ринге…
Костин с усмешкой взглянул на меня.
- Неплохой способ для выяснения отношений. И не придерёшься – всё по правилам.… Ну, а насчёт учёбы как?
Пока я ничего не понимал. К чему это он? И причём тут моя учёба?
- Ярослав Григорьевич, - сказал я. – Вы поконкретнее, пожалуйста. Чего время-то терять? Вызвали меня не прошлое ворошить, неверное?
- Не прошлое, - согласился Костин. – Я вызвал вас, Евгений Дмитриевич, по совершенно конкретной ситуации. В Петербурге мы открываем кадетский корпус на базе кадетского корпуса ВВС, который, в своё время, закончили вы. Замглавкома1 по учебно-воспитательной работе генерал-майор Пустовойтенко сейчас там, в северной столице. Готовит бумаги по приёму-передаче… Нужен человек, готовый принять корпус под своё чуткое, так сказать, руководство. Мы тут, признаюсь, головы особо не ломали - ваша кандидатура была предложена одной из первых… Никто не возражал, главком тоже «за». Подумайте и решайтесь…
По правде говоря, я считал, что по окончании академии мне предложат что-нибудь посерьёзнее: например, должность командира бригады патрульно-спасательных кораблей на Церере или Главного диспетчера на «Протон». Да мало ли вакансий у Главкома?
- Это что - почётная отставка? - я прямо спросил Костина.
Он удивлённо поднял брови, развёл руками. Но с ответом тянуть не стал.
- У «почётного отставника», как вы говорите, - генеральская должность. Евгений Дмитриевич, я не собираюсь вас уговаривать: педагогика – это призвание. Упрашивать бесполезно, здесь нужны желание и опыт, чутьё, в конце концов.… Договоримся так: если моё предложение вас не устраивает, вы говорите «нет» и мы расстаёмся. Если же вас что-то смущает, то, пожалуйста,.. не стесняйтесь. Поговорим, разберёмся.
Я не обиделся. Костин поступал совершенно правильно. На кадрах он сидел не один год, дело своё знал, людей тоже, обосновать мог любое решение. И, вообще, место службы у нас не выбирают - служи там, где ты нужен. А иначе, зачем погоны носить?
- Ну, как, Евгений Дмитриевич, будем говорить?
- Ярослав Григорьевич, - сказал я. – У меня вопрос, разрешите?
Он кивнул:
- Пожалуйста… Можете курить.
Подвинул поближе пепельницу.
- Слушаю.
Костин - мужик прямой. Когда говорит, смотрит прямо в глаза. Это у него профессиональное. Я не люблю, когда мне подолгу в глаза смотрят. Такое впечатление, будто душу наизнанку выворачивают. А душа – это уж, извините, моё, личное.… Поэтому, я старался смотреть на него пореже, согласно субординации, так сказать… Больше в окно глазел.
-Ярослав Григорьевич, а почему я? Больше кандидатур не было?
- Почему не было? - удивился он. - Свято место пусто не бывает. Но по вашей кандидатуре могу привести доводы, пожалуйста.… Во-первых, для воспитанников вы будете беспрекословным авторитетом: вы пилот, причём, в прямом и полном смысле этого слова - опыт у вас богатый. Один поход на периферию чего стоит.… Для воспитанников это крайне важно. Во-вторых, я не помню, чтобы кто-то из ваших сослуживцев говорил о вас, как о…ну, как о самодуре…понимаете меня? Это тоже важно. Пацаны, они всегда пацаны - где-то надо уметь и прощать.… В третьих, вы петербуржец… Ребята, в основном, иногородние, надо им и город показать, и сводить куда-нибудь, в театр, например, в музеи..., чтобы потом было, что вспомнить.… И ещё…Вы сами прошли эту школу, в этих же стенах. Вас там помнят… Кадетский корпус-это не просто место службы, -это большая семья. Туда нельзя ходить как на работу. Это жизнь среди подростков. Надо уметь создать им соответствующие условия; я имею ввиду не только содержание ротных помещений, но и нечто другое: вечера, диспуты, кружки, секции... Главное не только в учёбе, но и в воспитании. Для кого это всё? - он обвёл руками вокруг. - Чего ради все эти программы по освоению космоса? Кому нужны граждане с пустыми глазами и душами, не способные связать двух слов? Смену надо готовить творчески, по-настоящему. Они наш завтрашний день, эти ребята. Постарайтесь понять меня. Я знаю, у вас получится. От жизни вы ещё не устали в ваши-то тридцать четыре года. И супруга у вас женщина очень интересная. Вы сможете сделать жизнь воспитанников более насыщенной…
… Любой, уважающий себя, военный округ имеет в своём расположении сеть военно-учебных заведений по родам войск в нём расквартированных – от академий, училищ и институтов до краткосрочных курсов и полковых школ. Это нормально. Кадетские корпуса занимают особое положение. Наши мальчишки, с рождения, имеют тягу к оружию: игрушечное ружьё, пистолет, модели танков и самолётов, военные компьютерные игры присутствуют в каждой семье, где растёт ребёнок. Тут объяснять ничего не надо - тысячелетняя история России говорит сама за себя: слишком много было у нашей страны обидчиков. В кадетском корпусе детская игра принимает реальные формы. Становление человеческой личности подростка проходит в атмосфере воспитания высокопрофессиональных защитников Отечества. Именно вчерашние кадеты являются в дальнейшем лучшими курсантами, студентами, слушателями и, в конечном итоге, офицерами.
Обыватель может сказать: казарма, плац, устав… Ограниченное мышление, грубость, неотёсанность.… Пусть говорит, только не мне. Я могу ответить: Михаил Лермонтов, граф Лев Толстой, Владимир Даль, Николай Римский-Корсаков, Василий Верещагин, Александр Куприн … - все они выходцы из военной среды. Их имена являются достоянием мировой культуры.
В корпусе меня учили трём иностранным языкам, фехтованию, риторике, бальным танцам, рукопашному бою.… Это, не считая общеобразовательных наук и спецпредметов. У нас действовали масса спортивных, гуманитарных и технических секций, был неплохой кружок по естествознанию и свой. «живой уголок» … Наш корпус был одним из лучших в Вооружённых Силах. Я до сих пор помню всех своих преподавателей и воспитателей…
- Ярослав Григорьевич, - спросил я Костина, когда он закончил говорить. – Как же это: такой округ как питерский оставлять без кадетского корпуса ВВС? Авиация хоть и мать космонавтики, но задачи у них совершенно разные.
На стене плясал солнечный зайчик от раскрытого окна, которое трепал ветер. Костин наблюдал за ним и улыбался каким-то своим мыслям. Слушая меня, он думал о своём…
- Вам-то что? – ответил он. – За свои пенаты обидно? Напрасно. Это не наш с вами вопрос, есть, кому такие проблемы решать. Только корпус не расформировывается. Он переводится в Новгород.
- В Новгороде спецшкола. Там даже негде жить. Учащиеся после занятий расходятся по домам.
- Вот вы какой …осведомлённый, - усмехнулся Костин. – Отстали от жизни.… В Новгороде есть, где жить. Помещения подготовлены, даже отец Афанасий, насколько мне известно, их освятил.… А чем Новгород вас не устраивает? Прекрасный город…
Я встал со стула. Костин поднялся следом.
-Благодарю за предложение, Ярослав Григорьевич, - сказал я, пожимая ему руку. – Прошу разрешения дать ответ завтра в десять ноль-ноль. Назначение связано с переездом, мне надо посоветоваться с женой… извините, у нас так принято…
Сказал я это так, для порядка. Конечно, Алла согласится: для неё, как для любой замужней женщины, главное, семья, дом.… Ни долгих командировок, ни тревожных дней ожидания, ни ночных звонков…
Так мы оказались в Петербурге, в нашей квартире на Гражданском проспекте, которая пустовала уже второй год: отец с матерью к этому времени жили в Москве, батя служил в Главном штабе ВВС. Мама не хотела уезжать из Питера, привыкла… Но пришлось… Брат же Васька…
Из-за Васьки я и не спал уже вторые сутки.
Почти два года назад на периферию Солнечной системы, за Плутон, ушёл экспедиционный рейдер «Аскольд». Повёл его туда Славик Грачёв, повёз учёных к Кометному облаку. Вместе со Славиком на «Аскольде» ушёл и Васька. Месяц назад с кораблём оборвалась связь...
Корабли, работающие на больших удалениях от станций слежения, поддерживают с ними связь при помощи телерадиобуев, снабжённых специальными акселераторами, позволяющими усиливать и разгонять видео - и аудиосигналы до необходимых для нормального контакта скоростей и выравнивать свет и звук во время сеансов связи. Мы их называем просто - радиобуи, без всяких «теле -», по старой памяти. Связь с «Аскольдом» исчезла, когда с его борта должен быть сброшен очередной такой телерадиобуй, последний: рейдер возвращался домой... Очень может быть, что буй просто оказался неисправным: сбил частоту и коды передач, у него сели аккумуляторы или просто он вышел из строя в результате столкновения с посторонним предметом... там, в чёрной пустоте, всё может быть... Всё, что угодно, вплоть до мистики...
Во время нашей экспедиции, спустя полгода, как «Экспресс» пересёк орбиту планетной системы Плутон-Харон, на рейдер стали приходить неизвестные радиосигналы . Где-то рядом работал сверхмощный передатчик. Сигналы шли в виде набора точек от одной до десяти с разными промежутками между собой. Сеансы продолжались около недели. И каждый раз, одно и тоже. Декодеры сигналы не брали. А они шли и шли, забивая эфир. Помог случай: мы передали в ответ бессистемный набор точек и тире. Сигналы стали приходить вместе с нашей белибердой. Тогда мы отправили набор цифр от нуля до девяти азбукой Морзе... То же самое: их послания начинались нашей «морзянкой», словно давали понять, что информация предназначается для нас. Словно пароль... Мы решили головы не ломать. Телевидение у нас существует с середины прошлого века, радио- с конца позапрошлого, сигналы с Земли за это время могли быть запеленгованы кем угодно и где угодно. Кто хотел, давно мог с ними разобраться. Мы передали всю азбуку, Для ориентации сбросили в эфир четыре главы «Анны Карениной». И получилось…
«Кто вы?.. Кто вы?.. Кто вы?.. » - кто-то запрашивал нас открытым текстом. Мы дали позывные, координаты, курс, запросили, нужна ли помощь… Ответа не последовало. Сигнал исчез.… До конца экспедиции нас больше никто не беспокоил.
Кто это был?... Или что это было? Патрульный корабль другой цивилизации, обнаруживший нас в своём секторе, или запеленговавшая нас чужая станция слежения? Зачем вышли на контакт, а потом прервали его? Узнать цель нашего рейда, предупредить, чтобы не мы не лезли не в свои дела?.. Кто знает?
Этот факт я потом отметил в рапорте. Но особого интереса к нему на Земле не проявили: мало ли кого, кроме нас, носит по периферии. Прямых доказательств контакта нет, а таких случаев, как наш, сколько угодно... Пара дежурных вопросов и хватит об этом...
Как ни обидно говорить о бесперспективности межзвездных перелетов в обозримом будущем, но это так. Что толку разгонять звездолёт до околосветовых скоростей, если за годы перелёта на Земле пройдут столетия и перед человечеством откроются более совершенные возможности перемещения в пространстве и во времени, которые позволят догнать и перегнать своих далёких предшественников и даже встретить их на обратном пути. Это будут, в корне отличные от наших, транспортно-коммуникационные системы, соединяющие небесные тела в различных точках Галактики, а может даже, и Галактик, способные сжимать пространство и время до необходимых человеку параметров. Кораблики останутся, но уже в качестве придатка этих магистралей, вроде телег на грунтовых дорогах... Создание таких систем - задача не столько техническая, сколько моральная. Чтобы до них додуматься, надо сначала вырасти духовно. Здесь надо учитывать всё, вплоть до абсолютного восприятия всевозможных форм жизни во Вселенной и умения с ними контактировать. У нас пока с этим проблемы: подавляющая часть учёных рассматривает возможность существования жизни в других мирах с биологической точки зрения. По Сеньке шапка...
Надо полностью менять нравственность: вводить в абсолют доброту и жизнелюбие, уничтожать зло и разрушение. Надо создавать совершенно другого человека, духовно более богатого. Не навреди, не ходи в чужой монастырь со своим уставом. Если бы всё это у нас сейчас было, там за Плутоном, к «Экспрессу» кто-нибудь бы и пришвартовался или хотя бы ответил на запрос. А так... Кто мы для них? Инкубатор с расшалившимися питомцами, который надо постоянно контролировать, чтобы его обитатели не навредили окружающим и, в первую очередь, самим себе...
... Вчера утром я приехал в Корпус, как раз к подъёму флага. Воспитанники выстроились на плацу: приподнятые подбородки, правое ухо выше левого, край правого глаза держит в поле зрения грудь четвёртого впереди стоящего... Пятьсот мальчишеских лиц, тысяча глаз... Что-то щемящее шевельнулось в душе. Накануне я ворошил память, представлял, как вернусь в, давным-давно покинутые стены,.. готовил себя к встрече с канувшими в Лету годами. Думал, всё пройдёт спокойно. А едва переступил порог контрольно-пропускного пункта, разволновался, как мальчишка...до слёз. И было от чего...
Вот здесь у ворот КПП, на этом самом месте, я стоял солнечным осенним днём двадцать четыре года назад. Это был первый день моей кадетской жизни. Уже переодетый, я провожал на службу отца, который привёз меня сюда. Как давили тогда на ступни ног неразношенные хромовые ботинки и нещадно тёр шею тугой воротник новенького кителя.
- Эк, тебя вырядили, - усмехнулся отец, прокрутив на моей коротко остриженной голове фуражку. Положил руку мне на плечо, украшенное голубым погоном. - Ну, ладно, сын, мне пора... Служи, будь молодцом... Продолжай династию...
Вот здесь, на этом самом плацу, нам, выпускникам шестнадцатилетней давности, зачитали Приказ о выпуске. Здесь мне вручили в запечатанном конверте курсантские погоны Качинского авиационного училища..
. Выпускной бал, актовый зал, вращающиеся хрустальные люстры... Как там у Бичевской?
«Этот вальс, этот вальс, этот вальс...
Струится вощёный паркет.
Этот вальс, этот вальс, этот вальс...
В семнадцать мальчишечьих лет.
Этот вальс, этот вальс, этот вальс...
Всё было, как будто, вчера.
Этот вальс не забыть, этот вальс помнит вас,
Юнкера, юнкера, юнкера...»
После бала мы всю ночь бродили по петербургским набережным, делая видеозаписи и фотографируясь на память на фоне разведённых мостов, - выросшие, но ещё не взрослые... И счастливые тем, что всё у нас впереди.
Здравствуй, Корпус! И поздравь меня с возвращением.
Из пятисот ребят триста уже мои. Старшие будут доучиваться в Новгороде, они остаются в структуре ВВС, остальные триста кадет остаются здесь, в Петербурге. Цвет погон, лампас и околышей на фуражках с голубого сменится на жёлтый, под цвет Солнца... Занятия начнутся осенью, вступительные экзамены для кандидатов -через месяц, когда кадеты разъедутся по летним лагерям....
... На
мониторе, поверх включенного текстового редактора, высветилось окошко с
объявлением: « Код... Номер...
Касатонову. Информация согласно запроса. Нажмите любую клавишу.»
Я нажал.
Отрылось ещё одно окно, в нём появился молодой человек, лет двадцати восьми-тридцати, в форменном комбинезоне военно-космических сил, пилотка надвинута на самые брови.
- Дежурный по орбитальному комплексу «Протон» капитан Жуков, - представился он. - Здравия желаю, товарищ гвардии полковник.
- Здравствуйте.
- Прошу прощения за ранний звонок, но у меня приказ...
- Я знаю, - перебиваю я. - Докладывайте.
- Четыре часа назад наша станция на слежения на Плутоне запеленговала быстроходный самодвижущийся объект, идущий от внешних границ системы. На наш запрос объект дал позывные... Это они... Они возвращаются.
Гора неопределённости и тревог, вот уже месяц давившая меня, качнулась и сползла с плеч. Всё...всё...всё... Слава Богу.
- Что у них там?
- Подполковник Грачёв докладывает: на борту всё нормально. Программа выполнена, подходят к орбите Плутона... Мы высылаем к ним патрульный корабль.
- Почему молчали?
- Очевидно, радиобуй, - ответил дежурный. - Они сами ничего не понимают. Буй был оттестирован и включён ещё на борту перед сбросом. Два дня поработал и замолчал... Сейчас связь устойчивая: «Аскольд» в зоне активного контакта.
Надо звонить в Москву. Отец с матерью тоже не спят. Ждут новостей. А я, в обед, как приедем в Зеленогорск, выпью водки. Сегодня можно...
- Кто был на связи?
- Сам командир... Вахта капитана Касатонова.
«Аскольд» подходит к Плутону. Значит, в декабре ребята будут дома.
- Спасибо вам, капитан, - говорю я. -Я вам очень благодарен. С меня причитается.
Дежурный смущённо улыбается, потом отвечает:
- Да, ладно вам, товарищ полковник. Мне-то что: приказали, я передал... Тут ещё записка для вас. Я перекину её на ваш компьютер?
- Да, конечно...
- Тогда всего доброго... До свидания...
Дежурный
исчез, вместо него на экране появились две строчки: «Жив-здоров, всё нормально. Ждите к Новому Году. Женю, Катьку
поздравляю с днём рождения, подарки за мной. Обнимаю всех, скучаю. До встречи.
Василий.»
У меня почему-то до сих пор не укладывается в голове, что мой брат совсем уже взрослый человек. Виделись мы с ним нечасто, когда он рос и мужал, я жил уже своей жизнью, отдельно от семьи. Васька вырос как-то сразу, незаметно, в перерывах между моими приездами домой - очень спокойный добрый, парень, беспрекословно признающий за мной старшинство. А в моей памяти навечно пропечатан образ пятилетнего мальчика, крепко держащего меня за руку, когда я выходил с ним гулять во двор. Брата я в обиду никому не давал, Васька помнит это до сих пор.
Мама считает, что, в главном, брат пойдёт дальше меня. «Вася более целеустремлённый, - говорит она. - Тебе, Женя, интересно всё, и ты за всё хватаешься, причём, сразу... У тебя есть вкус к жизни, но он основан на азарте. Вася же, когда идёт к своей цели, ни на что другое не отвлекается...»
Что, правда, то, правда... Если Васька что-то вобьёт себе в голову - всё остальное перестаёт для него существовать. Он всегда «на боевом курсе».
Грачёв взял его на «Аскольд» не просто так, не потому что он мой брат. Кандидатов на должность второго пилота было более двадцати человек. Славик остановился на Ваське: брат лучше других изучил, к тому времени, корабль и освоил программу полёта...
Я беру пенал видеофона, набираю код и номер московской квартиры родителей. Экран загорается сразу. Отец тоже не спит.
- Привет, пап, -говорю я. - Уже на ногах?
- Привет, - отвечает он и морщится. - Какой тут сон?.. Как вы там?..
Они ещё ничего не знают. Тоже не спят и тревожатся.
- Мы нормально... И, вообще, пап, всё нормально... Только что объявился «Аскольд». Они идут домой...
Читаю ему Васькину записку. Отец долго смотрит на меня: ещё не верит. Наверное, думает, что успокаиваю. Наконец, спрашивает:
- Что у них там? Всё-таки буй?..
- Не знаю, - отвечаю я. - Очень может быть, что и он. Да какое это имеет значение? Сейчас они на связи, идут домой. Разбираться будем потом... Успокой маму...
- Да что её успокаивать? -усмехается отец. - Тут она, рядышком. Всё слышит... Их уже встречают?
- Да. Выслали патруль...
... Когда «Экспресс», выполнив программу экспедиции, возвращался домой, на подходе к Плутону, нас тоже встречали. Пришвартовался сторожевик «Бесстрашный», из люка вывалился его командир майор Сашка Голуб, облапил меня так, что кости затрещали, оглядел ребят, наморщил нос.
- Накурено, хоть топор вешай.., - заявил он. - Худые все, бледные, как поганки. Вы что, мужики? Домой идёте или как?.. Непорядок...
А мы тогда рвались на Землю, превращавшейся с каждым днём из повисшей, прямо по курсу, голубой капли в самую красивую планету какие я только видел. Когда на корабле стали принимать обычные радиопередачи, а чуть позже телевидение, весь свободный от вахт и работы персонал не выходил из кают-компании. Смотрели и слушали всё подряд...
Швартовка к «Протону», вообще, для меня прошла как во сне: прорывающиеся в микрофон взволнованные голоса из диспетчерской, крики «ура» швартовой команды - это дежурный по станции перевёл трансляцию из шлюзовой к нам на бортовой динамик; играл «Марш космонавтов»:
«Плывёт, плывёт Земля
Под палубой родного корабля.
Вернулись мы к тебе с чужих планет,
И голос Родины нам шлёт привет...»
Я и сейчас слышу эхо этого марша, звучавшего для нас на той швартовке четыре года назад.
Когда «Аскольд» подойдёт к Земле, надо будет заказать пропуск на «Протон»... Встретим ребят, как положено...
.. Неслышно открывается дверь в комнату, на пороге появляется моя трёхлетняя дочь Катька, общая любимица и самый серьёзный человек в семье. Не говоря ни слова, она шлёпает по полу босыми ножками, проходит ко мне и забирается на колени. Смотрит в окно, потом поворачивается ко мне.
- Чего не спишь? - спрашивает. - Сон убежал?
- Не спится, - отвечаю я, кутая ребёнка в махровый халат.
- Волк придёт.
Байки про волка - это мамино воспитание. Вечером, как обычно, Катьку не уложить спать. Тут и начинаются всякие прогнозы о визитах к нам Волка, Бармалея, ещё кого-нибудь, способного воздействовать на детскую психику с нужным для родителей результатом. Помогает, но не всегда.
- Волк уже приходил, - отвечаю я. - Я его прогнал.
Она удивлённо приподнимает плечи, ёжится, ещё более округляет, и без того круглые, глаза. Совсем как Алла в минуты восторга.
- Очень хорошо, -говорит дочь. - Я тогда посижу с тобой, ладно? Только маме не говори.
- Посиди, только не долго. Тебе ещё поспать надо...
Она дует губки, обиженно тянет:
- Не хочу спать... Папа, мы поедем на дачу? Я там ни разу не была.
- Поедем, если будешь слушаться... А на даче ты была, просто не помнишь. В прошлом году.
Екатерина у нас -удивительно рассудительный ребёнок. Общаться с ней одно удовольствие. Я знаю, все родители хвалят своих детей за ранний ум и сообразительность. Мы не исключение.
- Пап, дядя Вася звонил?
Что бы понимала она в делах взрослых, а переживает: Васьки Катя не помнит, хотя брат с ней постоянно возился: когда осваивали программу «Аскольд», он жил у нас.
- Звонил, -отвечаю я. - Поздравлял нас с тобой с днём рождения.
Наши с дочерью дни рождения приходятся на один и тот день. Шикарный подарок устроила мне Алла три года назад...
- Папа, а дядя Вася к нам приедет?
- Приедет... На Новый год. Это когда выпадет снег.
Дочь бубнит себе под нос что-то понятное только ей, потом смотрит на меня.
- Дядя Вася приедет к нам, и я с ним поздороваюсь. Я вежливая девочка... А дядя Вася привезёт мне говорящего пингвина... Бабушка сказала...
По секрету, пингвин давно куплен и спрятан здесь же, в квартире. Васька, когда уезжал, сам убрал его... Просил положить под ёлку на Новый год, если опоздает к празднику. Тоже самое было и полгода назад: тогда под ёлку положили медвежонка. Катьке сказали, что пришла посылка от дяди Васи. С этим медвежонком она теперь не расстаётся. Даже спит в обнимку с ним...
- Папа, -спрашивает меня дочь . - А ты, когда ещё полетишь, возьмёшь меня с собой?
- Возьму, -отвечаю я. - А ты будешь себя хорошо вести?
Она с готовностью кивает и продолжает допрос:
- А маму мы возьмём?
- Обязательно.
- И дядю Васю?
- И дядю Васю...
- И дедушку Митю с бабушкой Машей?
-.И дедушку Митю с бабушкой Машей...
Дочь продолжает загибать пальчики на ладошках.
- И дедушку Стаса с бабушкой Аллой?
- И дедушку Стаса с бабушкой Аллой.
- И тётю Леру, дядю Рому и Стасика?..
- Всех возьмём.
Счастливая, она улыбается. По-взрослому, вздыхает и говорит:
- И я ни о ком не буду скучать...
Дочь опять смотрит в окно, снова что-то бубнит. Головка её клонится всё ниже и ниже. Ещё немного и она засыпает. Я несу её в детскую комнату, укладываю в кроватку и ухожу к себе.
... Из-за дома напротив вставало солнце, ласковое и уютное на Земле. Там, наверху, оно много ослепительнее, как лучи электросварки. А за Плутоном Солнце кажется маленькой мерцающей желтой звездочкой. Нам тогда казалось удивительным, сколько космической массы притянуло оно и крутит вокруг себя.
На небе ни облачка. День обещает быть хорошим. Через несколько часов мы уезжаем в Зеленогорск... Накупим на рынке фруктов, накроем стол в саду..., а вечером пойдём на залив бродить босиком по пляжу и слушать шепот, набегающих на берег, волн.
Мне нравится шум ночного прибоя, он успокаивает. Мне также нравится дождь, под его простенькую музыку хорошо думать. И, вообще, я земной человек, для которого Космос стал местом работы. Только и всего. Когда уходишь Туда, больше ценишь всё, что здесь оставляешь...
«Земля колыбель Разума, но нельзя вечно жить в колыбели», - сказал Циолковский. По поводу Разума - не знаю, у меня, на этот счёт, своя точка зрения. Впрочем, Константин Эдуардович, скорее всего, имел ввиду земной разум, не более. Земля же -наша колыбель, наш отчий дом, из которого мы уходим, но куда обязательно должны возвращаться. Иначе теряются наши корни, связь времён и опыт, накопленный для нас прошлыми поколениями...
... В этой же комнате, бывшем отцовском кабинете, а теперь уже моём, на полке книжного стеллажа стоит, пожелтевший от времени, фотоснимок. Сделан он был в середине прошлого века, в начале июля тысяча девятьсот сорок третьего года, накануне Курской битвы. Это фронтовой снимок, ему более ста тридцати лет. На нём запечатлена группа лётчиков около пикирующего бомбардировщика Пе-2. Мне его переслали из архива министерства обороны вместе с сопроводительным письмом. Вот оно, это письмо.
«На Ваш запрос сообщаем, что Касатонов
Дмитрий Васильевич (1920-1943), военнослужащий ВВС РККА, Герой Советского Союза
(1943 посм.), кавалер орденов Боевого Красного Знамени (1942, 1943), капитан, командир
эскадрильи полка пикирующих бомбардировщиков, погиб при выполнении боевого
задания в бою с немецко-фашистскими захватчиками 14 сентября 1943 года...
Перезахоронен вместе с экипажем 9 мая 1947 года с отданием воинских почестей...
Навечно зачислен в списки личного состава
... части...»
Я знаю этот полк. Он сохранился до сих пор....
На снимке я узнал его сразу. Остановивший время, стоп-кадр не изменил выражение лица. Те же глаза, та же улыбка...
Здравствуй, Митя!.. Я уже на одиннадцать лет старше тебя....
Разные эпохи... Разные судьбы...
Одна фамилия... Одна кровь... Один народ...
Мы - русские.
Мы долго терпим, многое прощаем... Но помним всё...
Когда я учился, нам, курсантам, постоянно внушали: «Вы -защитники Отечества, давшие присягу ему на верность. Вас кормят, поят, одевают, обувают, вам дают образование на средства народа, для того, чтобы вы всегда могли его защитить... любой ценой...»
Вдолбили крепко и не только мне. Эти же слова говорили и Мите Касатонову, почти сто сорок лет тому назад, и его тёзке- моему отцу, и тестю моему Станиславу Константиновичу, и Гладкову, и Виктору Васильевичу Хохлову. Вся их жизнь -тому подтверждение.
Я не принимал участие в боевых действиях. Без меня обошлись. Гвардейский Проскуровский истребительный авиаполк, куда я прибыл по окончании училища «для дальнейшего прохождения службы», к тому времени, уже вернулся из Сербии, где, в составе миротворческих сил, наглухо закрыл дорогу в славянское небо натовской авиации, терроризировавшие сербские города и села воздушными налётами.
«Русские соколы», «Русские витязи» - называли наших лётчиков в Сербии.
«В воздухе -русские» - гудел эфир, когда российская авиация работала в квадратах демаркационных зон, и не один натовский самолёт не смел подняться с военно-воздушных баз от Германии до Италии. Это была уже не та Россия, какой её привык видеть западный мир. Она не просто требовала прекратить бойню- она действовала... Оголтелый бандитизм сошёл на «нет»: за стол переговоров сели дипломаты... Очередной передел мира не состоялся.
... Уводил полк в Сербию мой отец. Когда я прибыл в Кубинку, он находился на излечении в госпитале Бурденко, его уже ждала новая должность и совсем другое место службы. Представлялся я новому командиру полка...
... В текстовом редакторе я открываю чистый документ. Пальцы бегают по клавиатуре, выбивая буквы и складывая их в слова:
Папка №.... Шифр ...
«Код... Номер... г. Москва-... , ул. ...
Главный штаб ВКС, ... управление...
генерал-лейтенанту
Хохлову В.В.
Переслать, согласно запроса
Здравствуйте, Виктор Васильевич!
Прошу прощения, что обращаюсь к вам по
служебному каналу, но поскольку вы сейчас находитесь в продолжительной
командировке и домой вернётесь нескоро, то этот вариант общения с вами остаётся наиболее приемлемым и
оперативным...
Благодарю вас, Виктор Васильевич, за
поздравления в мой адрес по случаю окончания Академии. Скрывать не буду: был
очень рад вниманию, которое вы мне оказали.
Как и обещал, пересылаю вам сигнальный
экземпляр своей рукописи. Что получилось из моих воспоминаний, как это выглядит
с позиций семилетней давности - решать уже не мне. Почему я обратил внимание
именно на этот период своей жизни, честно говоря, сам не знаю. Всё произошло
чисто интуитивно... Наверное, всё-таки, этот период будет более понятен тем,
кто прочитает рукопись. Здесь земные проблемы, типичные человеческие отношения,
более тесная связь с цивилизацией... То лето для меня- клубок неприятностей и побед. Всё плохое, как
известно, рано или поздно, заканчивается. Здесь эта закономерность соблюдена. И
ещё: тогда, семь лет назад, начался новый этап, определивший всю мою дальнейшую
жизнь...
Дела у нас идут нормально. Я получил новое
назначение,.. да-да, то самое на которое вы рекомендовали меня Костину и
Пустовойтенко. Я сначала чуть не обиделся, но, подумав, решил, что всё
правильно: во-первых приобретённые здесь навыки никогда не помешают, а
во-вторых, приятно будет видеть когда-нибудь своих учеников, способных на
большее чем мы...
На этом, Виктор Васильевич, пожалуй, и всё.
Не исчезайте надолго: пишите, звоните, объявляйтесь в любое удобное для вас время. Скорейшего и счастливого вам
возвращения на Землю. К этим пожеланиям присоединяется вся семья Касатоновых.
С искренним уважением: Евгений Касатонов
...
июня 207... года,
г. С- Петербург...»
Я откидываю письмо в папку, туда же отравляю копию рукописи. Через минуту папка уходит в Москву, а через сутки она будет на Меркурии, где сейчас находится Хохлов... Пусть прочитает рукопись. Я ему обещал...
«В далёкий край товарищ улетает,
Родные ветры вслед за ним летят.
Любимый город в синей дымке тает,
Знакомый дом, зелёный сад и нежный взгляд...»
Любимая песня Васильича. И фильм «Истребители» - его любимый фильм...
А ещё Хохлов помешан на джазе и танго. Терпеть не может дешёвых детективов, уважает приключенческую литературу и русскую классику. Когда он служил командиром «Экспресса», то брал с собой в рейс «Тихий Дон» и «Войну и Мир». Для души. Перечитывал их неоднократно, делая пометки на полях. Как-то я спросил его: зачем? Прочитал раз и хватит. Хохлов ответил, что, перечитывая, он воспринимает мысли авторов совершенно по-новому, в других ракурсах...
... В комнату заходит Алла. В руках у неё тает шарик льда, им она, наверное, натирала виски. Значит, рано проснулась... Если, вообще, смогла уснуть.
Алла у нас «жаворонок». Она рано ложится и рано встаёт. Не то, что я. Мой режим дня напрочь испорчен. Я могу уснуть далеко за полночь и спать, сколько влезет; только выспаться получается не всегда...
- Привет, - говорю я. - Не стой за спиной...
Я терпеть не могу, когда кто-то, даже Алла, стоит за моей спиной. Не знаю, почему, но это так. Становится как-то неспокойно...
Она присаживается сбоку, кладёт руку мне на плечо, тычется носом мне в ухо. Говорит шепотом:
- Хочешь, «песенку хомячка» спою?
«Песенка хомячка» - уникальная вещь. Это когда тебе в ухо кто-то быстро-быстро дышит через сжатые зубы. Ощущение неповторимое. Алла любит подурачиться.
- В другой раз, как-нибудь, - отвечаю я. - Под поросячий визг, пожалуйста.
- Екатерина опять по ночам по квартире носится? С вечера не уложить, утром не поднять. Папино воспитание.
Такие комментарии от своей жены я слышу постоянно: С её слов, Катьку она учит, как надо себя вести, а я, соответственно - как не надо...
- Прекрати, - отвечаю я. - Ребёнок здесь не причём... Спит она.
- А то я не слышала...
Значит, Алла тоже не спала.
- Это я говорил. Звонили мне.
Алла поднимает брови, выжидающе смотрит на меня:
- Ну и...?
- Что «ну и»?
Она начинает сердиться.
- Говори же...
- Всё в порядке, - отвечаю я. - Они объявились. С «Протона» позвонили.
В её крепко сжатых ладонях плавится лёд, сквозь пальцы сочится вода.
- Вот и хорошо, - говорит Алла. - А мы и не сомневались. В Москву звонил?
-Да. Родители уже знают.
- Что там, на «Аскольде»?
- Я же сказал: всё хорошо. Придут, узнаем подробности...
Алла успокаивается.
- Сказать забыла: вчера Коля Козлов звонил... вечером. Ты пришёл, а у меня из головы вылетело...
Коля жил здесь, в Питере. Преподавал навигацию в училище, которое закончил наш Васька.
Стало неловко. Могли бы ему позвонить, как приехали.
- Ворчал, нет?..
- Так... Мне-то он что скажет?
- Как он?
- Нормально, - отвечает Алла. - У него всё по-старому. Дом, говорит, купил себе в Сестрорецке. Хозяйки только там нет: не жениться никак сердешному... Я его на дачу к нам пригласила. Приедет сегодня вечером..
Колю я не видел почти год. Так, созваниваемся... Но по видеофону о многом не поговоришь.
- Во сколько он приедет?
- После семи...
Если Козлов не навешал на уши моей уважаемой супруге махровую «лапшу» и у него в Сестрорецке, действительно, куплен дом, то мы с ним соседи… Сестрорецк и Зеленогорск расположены недалеко друг от друга. Точнее, совсем рядом.
- Добро... Готовь стол.
Алла пожимает плечами.
- Заедем на рынок, всё купим. Нам по пути.
Посещение рынка в нашей семье - настоящий ритуал. Алла, пока не обойдёт все лотки и прилавки, не успокоится. Осмотрит всё: и товарный вид, и цену, да ещё спросит, откуда продукт...
Я не умею торговаться. Моя роль в этом спектакле - таскать пакеты с покупками. Я не люблю ходить с ней на рынок. Разве, что по пути туда заехать, можно отсидеться в автомобиле...
- Завтра суббота, - говорю я. - Если Козлов будет свободен от службы, можно подъехать в Сестрорецк, полюбоваться на его хоромы... Купим ему китайский сервиз, пару люстр... Отметим новоселье...
Алла смотрит на меня и улыбается. Она всегда так делает, когда оценивает мои слова и поступки.
Я жду комментариев. Но она только говорит:
- Ты так и не отвык от мысли, что вы уже не один экипаж... И ребята, кстати, тоже. Никак не можете друг без друга...
- Какая разница? Представился повод встретиться - надо его использовать. Нам есть о чём поговорить. Заодно и за ребят выпьем. И за нас тоже - чтобы меньше волновались...
Она смотрит в окно, долго смотрит...Нырнувший в комнату, солнечный луч осветил её лицо Я вижу прежнюю Аллу, - ту самую славную девчонку семилетней давности, когда я впервые привёз её сюда в Питер, доставил прямо с орбиты...
- Хорошие вы ребята, Касатоновы, - говорит она, думая о чём-то своём. - Но сколько с вами мороки!..
Алла оборачивается к монитору, читает последние строчки рукописи...
Удивлённо вскидывает брови.
- И это что, всё?
- Всё.
Синие, с прищуром, глаза становятся ехидными.
- Всё, как есть написал?
- Написал , что посчитал нужным, -отвечаю я. - А писать всё, как есть, неинтересно. Зачем лишние бытовые сцены?
Алла пересаживается ко мне на колени, ерошит волосы на моей голове.
- Семь лет прошло, а, словно, вчера всё это было... Скажи, ты не жалеешь, что позвал меня тогда в ресторан?
- Нет, не жалею. Я никогда ни о чём не жалею. Это - наша с тобой жизнь. Чего о ней жалеть?..
- Не врёшь?
- Не вру...
- Ну-у, тогда,.. -она встает с моих колен, идёт к выходу. Останавливается в дверях и объявляет: - Тогда я,.. прямо сейчас,.. сварю тебе кофе... Когда мы поедем в Зеленогорск?
- Часов в десять... Будет в самый раз...
Я смотрю на монитор.
«… По посадочной полосе, выжимая всё из
движка, летел пикапчик директора космопорта. За ним еле успевал микроавтобус
«скорой помощи».
Я усмехнулся:
- Будут сейчас тебе музыканты. Будут пирожки
с изюмом... и хлеб-соль на подносе. Прячь лучше уши, гер-рой.»…
Да, на этом всё... Можно, конечно, припомнить ещё кое-что: освоение программы «Экспресс», например; или сам полёт ТУДА, за Плутон... Можно написать о учёных из состава экспедиции, которые не всегда понимали, что я командир корабля, а не таксист, развозящий публику по заказу... Или как мы радовались видеограмме, полученной с борта «России»: «Привет, ребята... Теперь вы не одни - мы идём за вами»... А мы шли дальше.... Первый маршрут, первые прокладки... Запеленгованные обширные квадраты с небесными телами кометно-астероидного типа...
Много задач решила наша экспедиция, но ещё больше вопросов она поставила перед теми, кто пойдёт ТУДА после нас... Обо всём этом, конечно, можно написать.
Но это - очень широкая тема, очень мощный пласт воспоминаний... И уже совсем другая история.